Я пропускаю его слова мимо ушей.
– Разве вы здесь не для того, чтобы оберегать второрожденных? В таком случае послушайте: мои мать и брат оберегали одного такого, вернее, одну такую второрожденную в течение шестнадцати лет. Моя мама жизнь за нее отдала! А брата арестовали за то, что он так долго прикрывал ее. Вы должны ему помочь.
– Рауэн, – ласково, очень ласково говорит Лэчлэн, – твой брат – в тюрьме Центра. Мне очень жаль его, и тебя тоже. Разом потерять всех, кто тебе дорог… – Он осекается, и я вижу, что в глазах его застыли слезы. Он быстро смаргивает их ресницами. – Но мы бессильны что-либо предпринять. Никому из нас в тюрьму Центра не проникнуть.
– Я могу провести вас, – говорит Ларк.
Мы выслушиваем ее предложение. В принципе оно выполнимо, но…
– Нет, все же не сработает, – говорит Лэчлэн. – Войти-то мы войдем, но ведь, едва оказавшись внутри, должны будем как-то передвигаться по зданию. Понадобятся пропуска, разрешения. Нашим людям в учреждениях Центра достать их не под силу. Надо иметь кого-то на самом верху, чтобы заполучить коды, добыть пропуска.
Я задумываюсь на мгновенье.
– Кого-нибудь уровня вице-канцлера?
Все удивленно взирают на меня.
– Дело в том, – поясняю я, – что нынешний канцлер предложил моему отцу пост своего заместителя.
– Так ведь отец ни за что не станет тебе помогать, – возражает Лэчлэн. – Если, конечно, Ларк сказала правду. – Он поворачивается к ней: – Все так и было? Отец действительно сдал родного сына?
Она утвердительно кивает.
– Мой отец случайно услышал, как об этом говорил кто-то из официальных лиц Центра, хотя не думаю, чтобы это было известно за его пределами. Не знаю уж, как ему самому удалось удержаться, но ни положению твоего отца, ни ему самому, ничто не угрожает. А собственному сыну он сам подписал смертный приговор.
Я слышу, как у Лэчлэна перехватывает дыхание, ощущаю рукой его прикосновение, но сбрасываю его ладонь.
– Я не нуждаюсь в жалости – мне помощь твоя нужна. Я понимаю, отец мой – злой человек, он на все готов, лишь бы самому спастись. – Хотя, пожалуй, такого – что он способен предать Эша, казалось бы, любимого своего сына, – я даже вообразить себе не могла. Я – дело иное, меня он всегда готов был подставить, сдать, тут сомневаться не приходится, и останавливало его только то, что в таком случае пострадали бы не только я, но и мама с Эшем. Но Эша! Нет, такого я не ожидала даже от него.
– Мы ничем не можем тебе помочь, – повторяет Лэчлэн, с исключительной теплотой в голосе. – Миссия невыполнима. Это означало бы самоубийство. Мы не можем рисковать всем, что у нас есть, своими планами на будущее. – Я вижу, что он весь дрожит от волнения, разрывается между двумя противоположностями, за каждой из которых – и он это понимает – своя правда. Он хочет спасти Эша – и ради меня, и потому что Эш помогал второрожденной, и еще, мне кажется, потому, что Лэчлэн убежден: выручать людей из беды – его долг. Но в то же самое время он бесконечно предан Подполью, готов оберегать его любой ценой. Жизнь во имя Подполья отдать. И не только свою, но и жизнь Эша.