А сейчас, когда могу сойти за перворожденную, я сделалась похожей на всех остальных?
Кажется, Ларк читает мои мысли.
– Одним только могу тебя приободрить. Глаза у тебя немного утратили прежний цвет, стало быть, надо добавить его в каком-нибудь другом месте!
Она усаживает меня на кровать и достает что-то из туалетного столика.
– Раньше я все время меняла цвет волос. Теперь вот более или менее остановилась на этом. – Она накручивает на палец локон своих сиреневых волос. – Но иногда все же добавляю что-нибудь новенькое. – Она пересаживает меня на пол, а сама устраивается на кровати, обхватив с обеих сторон коленями мои плечи, чтобы легче было управляться с волосами. – Ну что, сама выберешь или мне доверишься?
Я застываю на месте. Не надо задавать таких вопросов, про себя умоляю я ее. Но стоит ее ладоням прикоснуться к моим волосам, как я мягко откидываюсь ей на грудь. Она принимает это за знак согласия. – Так. Думаю, попробуем ультрамарин и добавим немного бирюзы и жадеита. Ничего вызывающего, и только – ближе к корням волос. А в основном пусть остается твой естественный темный цвет. – Она проводит чем-то по прядям моих волос, расчесывает их пальцами. Хочется, чтобы это длилось и длилось, чтобы голова моя вечно покоилась на ее коленях. Но всему приходит конец.
– Ну вот! – восклицает она и вскакивает, чтобы принести мне ручное зеркальце. Поначалу никакой разницы я не улавливаю.
– Потряси головой, – велит она. Я повинуюсь и вдруг вижу, как в волосах появляются яркие прожилки.
– Здорово, – искренне восхищаюсь я. Но взглядом снова и снова возвращаюсь к своим новым тусклым, бесцветным, безжизненным глазам. Утраченного волосы не компенсируют. Однако Ларк я этого говорить не хочу, ведь она так старалась.
Впрочем, она тоже, должно быть, разглядывает в зеркальном отражении мои глаза, иначе откуда бы этот вопрос:
– Как ты их заполучила?
– Я… Знаешь, лучше, наверное, особо не распространяться. Чем больше будешь знать, тем опаснее станешь в глазах этих людей из Подполья.
– А что, они убьют меня, если узнают, что мы встречаемся?
– Нет. Лэчлэн не даст.
– Лэчлэн. – Она произносит это имя, словно что-то горькое на язык попало. – Откуда он вообще взялся? Ты его хорошо знаешь?
– Он спас мне жизнь.
– Но ведь меня ты знаешь лучше, чем его, верно? – Сейчас она говорит, как маленькая девочка, голосок тонкий, слабый, не похожий на ее обычный звонкий, уверенный голос. – Ты ему доверяешь?
Мне не нравятся эти расспросы.
– Это не из-за него в Центре узнали про мою мать, – выпаливаю я, не успев прикусить язык. – Он все сделал для того, чтобы уберечь меня от беды. Ты то же самое можешь про себя сказать?