Я делаю шаг в ту сторону. Еще один.
Затем перехожу на бег, бегу – впервые в жизни не от чего-то, но к чему-то. Что-то внутри меня, что-то спрятанное глубоко-глубоко, надеется – нет, знает, – к чему именно. Но разум еще не способен осознать это. Он подсказывает только одно – останавливаться нельзя.
Откуда-то сзади доносятся невнятные крики. Меня преследуют зеленорубашечники, сейчас, когда песок остыл и отвердел, жара прошла, почва успокоилась, в воздухе посвежело, передвигаются они быстро. Но мне нет до них дела. Мне надо добраться до горизонта. Что-то изначальное, атавистическое во мне берет верх над всем остальным.
Сам песок под ногами делается иным. Это уже не большие колеблющиеся дюны пустыни, но блестящий налет, покрывающий что-то другое. Я расшвыриваю его на бегу. Земля! Чернозем, какого никто и никогда не видел в Эдеме. Настоящий, природный чернозем. Заливаясь смехом, я продолжаю бежать, и мне хочется зарыться в него, измазать ладони, попробовать на вкус.
Но зеленое пятно, маячащее впереди, постепенно превращается в нечто удивительное и чудесное.
Сколько я уже пробежала – милю, две? – по земле, которая совсем недавно еще была пустыней. Теперь-то я понимаю, что это была мнимая пустыня, такая же фальшивка, как многое другое в Эдеме. В местах, где ветер сдувает песок, я вижу решетки, которые не могут быть ничем иным, кроме как обогревателями, к настоящему времени давно остывшими и вышедшими из строя. Скорее всего, они предназначались для того, чтобы регулировать температуру, создавать климат пустыни, где никто не живет и ничего не существует.
Чтобы удерживать людей от проникновения на эту мертвую, выжженную землю, не дать вкусить тот яд, которым мы отравили собственный мир.
Но так я бы подумала до того, как увидела лес.
По сравнению с ним бобовые деревья теперь кажутся мне пародией. Когда-то, при первом взгляде, они показались мне на редкость красивыми, но это потому лишь, что у меня не было с чем сравнивать. Даже камфорное дерево, при всей его огромности, всем великолепии, неправдоподобности, даже оно бледнеет на фоне того, что сейчас открывается передо мной. Камфора – это дерево не на своем месте, оно загнано в ловушку, так же, как всю свою жизнь пребывала в ловушке и я. Люди сотворили чудо, сохранив его в целости, более того, поддерживая в нем жизнь и цвет, но как может дерево считаться подлинным, если оно заключено в подземную тюрьму?
Я стою в траве высотой мне по колени, посреди множества цветов и шершавых маковых головок. Раздается низкое жужжание, и поначалу я думаю, что это земля вновь начинает содрогаться, но оказывается – нет, это всего лишь пчела, сонно перелетающая с цветка на цветок.