Я сконфуженно опускаю голову. Мама, мама, – хочется мне сказать, – знала бы ты, что я на самом деле себе позволяю.
– Я все думала: надо сказать тебе, что не стоит этого делать, – продолжает она. – Но ведь я понимаю, каково тебе приходилось все эти годы. Я не хотела лишать тебя этих жалких крох свободы и возможности хоть чуть-чуть прикоснуться к миру. Ведь это такая малость в сравнении с тем, чего ты заслуживаешь.
– Извини, мам… Я… Не думаю, что меня кто-то мог заметить.
Ну да, всего лишь какой-нибудь зеленорубашечник и Ларк, а может, и кто-то еще. Нет, ну как можно было быть такой дурой, такой эгоисткой?
– Вряд ли тут дело в том, что ты что-то не так сделала. Может, даже ты вообще здесь ни при чем. В Эдеме есть и другие второрожденные. Наш друг не думает, что они целят в кого-то конкретного, просто ему стало известно, что в нашем круге ищут второрожденного. И найдут, конечно, это просто вопрос времени. Но когда явятся сюда, здесь не останется ни единого следа твоего пребывания. Тебя не было и нет.
Я киваю. Все ясно. Это удар, и я понимаю, что, где бы я ни оказалась, придется на какое-то время залечь на дно, но когда охота закончится, и закончится безрезультатно, меня не найдут, появится возможность снова увидеться с семьей. И с Ларк (если только она… нет, этим путем я пойти не могу).
– Извини, все это так внезапно. Я думала, у нас будет больше времени. Есть кое-что… Ладно, об этом позже. Сейчас я везу тебя ставить импланты, а потом ты сразу отправляешься к приемным родителям. О, сколько же мне надо тебе еще сказать! – Она обвивает меня руками, и на миг я снова чувствую себя ребенком, маленьким ребенком, которому нечего бояться в материнских объятьях.
– Ничего, все нормально, – успокаиваю ее я. – Понимаю, должно пройти время, но когда я вернусь, ты сможешь…
Я немею под ее взглядом.
– Рауэн, может случиться так, что ты вообще никогда сюда не вернешься.
Возникает чувство, будто я болтаюсь в воздухе, уцепившись за верхний край стены, высокой, как гора, и пытаясь нащупать единственный ускользающий выступ. Я хватаюсь за соломинку.
– Ты хочешь сказать, что надо дождаться, когда это будет безопасно?
– Да нет, любовь моя, никогда. Может быть, ты никогда не вернешься домой. И никогда никого из нас больше не увидишь.
Пальцы мои разжимаются, и я лечу в пропасть.
Она рассказывает, как долго и упорно они с папой искали для меня приемных родителей, и вместе с ними – шанс на совершенно новую жизнь, где я буду самою собой, как все другие, смогу разгуливать по улицам Эдема как свободная личность. Я тупо вслушиваюсь в ее рассказ, как именно удалось найти мне новую семью, – то, чего я раньше не знала. Я думала, меня возьмут по любви, из готовности служить какому-то делу, из веры в то, что у всех людей есть право на жизнь. Оказывается, нет, все упирается просто в деньги.