Колосов понял с трудом. Хозяйственник говорил так, будто рот его был забит кашей.
Из толпы раздались голоса:
— Чего он из лесу побежал?
— Ему приказ был остановиться!
— Чего он кусаться начал?
— Вы его убили? — спросил Колосов и замер, ожидая ответа.
— Нет вроде бы, — ответил за всех сутулый партизан с трофейным автоматом за плечом. — Помяли шибко.
— Но за что?
— Видишь ли, старшина, — сказал сутулый, — тот твой, — он кивнул в сторону, — сопротивление оказал, когда его силком вязали. Его и долбанули по голове гранатой. Сознание потерял, очухается.
До Колосова стало доходить то, что произошло.
— Я предупреждал вас, что радист не в себе, — громко произнес старшина, обращаясь не столько к заместителю командира бригады, сколько ко всем этим людям. — Больной он, можете вы это понять? Больной! Рассудка лишился. Вышел нормальным, потом с ним произошла беда.
Люди стали что-то понимать. Затухали недобрые огоньки в их взглядах.
— Как же так, а? — спрашивал Колосов. — Мы к вам через такие муки перли, а вы, значит, вот как, да?
— Ладно, старшина, не очень-то ты на нас, — сказал сутулый, — предупредить надо было, мы тут тоже всякого видели.
Молчал Колосов, молчали люди.
— Где он? — спросил старшина.
Партизаны повели было Колосова к тому месту, где был остановлен, сбит с ног Неплюев, но встречный паренек объяснил, что радист уже у доктора, что этот неведомый старшине доктор приказал часовому у госпитальной землянки никого не пускать.
За деревьями раздались голоса.
— Наши, наши идут!
Старшина остался один. Присел на коряжину. Задумался. «Олух я, олух, — стал корить себя старшина. — Проползли, пролезли, добрались, и на тебе, недоглядел, рассупонился. В спячку ударился, как новобранец какой». Он вспомнил, что Неплюев подчинялся простым командам: ел, спал, оправлялся по приказу, по его, Колосова, голосу; шел или бежал, и это его послушание тоже ненормальность, которую надо было предусмотреть здесь, на базе, прежде чем лечь спать. Неплюев подчинялся какому-то своему внутреннему ритму, подумал Колосов о радисте. Старшина представил, как Неплюев встал, пошел, несгибаемый, выпятив подбородок, словно он слепой, потом побежал. В беге, в ходьбе он не слышал слов. Колосову приходилось останавливать радиста, придерживая рукой. К этому Неплюев привык, что-то в нем срабатывало. И горько стало Колосову, и жалко радиста до слез. Он простил ему все. Поляну, по которой тот вдруг побежал и тем самым выдал группу. Тяжести перехода, муки, которые пришлось претерпеть. Человек заболел, с больного спроса нет.
Старшина не заметил, сколько просидел на коряжине. Подумал о времени, когда к нему подбежал сутулый партизан с трофейным автоматом за плечом. В сопровождении этого партизана Колосов отправился к землянке командира бригады.