Солдатов облегченно вздохнул.
— Садись, старшина, — пригласил он Колосова, — вместе подумаем.
— Радист жив? — спросил Колосов.
— Жив, жив, — ответил Солдатов. — Доктор у нас хороший, сделает все, что сможет.
Грязнов расстелил на столе карту района.
— Прежде всего надо уточнить твой маршрут, старшина, — кивнул он на карту. — Шел ты, судя по твоему рассказу, берегом Соти. Немцы там большие работы ведут.
— Потому так долго и шел, — объяснил Колосов. — Каждый раз, когда встречался с ними, приходилось давать крюка. Пес, правда, выручал. Приблудный. Далеко немцев чуял.
— Где оставил своего лейтенанта?
Колосов всмотрелся в карту. Нашел тот овраг, на дне которого протекал ручей, превратившийся в шумливый поток после ночного ливня. Ему показалось, что он увидел те заросли, ту ель, под которой разведчики выкопали тайник для него и для Неплюева, укрыли их в этом тайнике, а сами ушли, уводя за собой немцев.
— Здесь мы остались с радистом, — уверенно показал он точку на карте.
Сверили маршрут. Старшина подробнейшим образом доложил, где и что видел, на каких участках встречался с немцами.
— Группа ушла в сторону Шагорских болот? — спросил Грязнов, возвращаясь к началу разговора.
— Так точно, — подтвердил Колосов. — Дали последнюю радиограмму, замаскировали нас, пошли в сторону болота.
— Где те немцы, что с Шернером пришли? — спросил Грязнов у Мохова.
— Спят, наверное, — сказал Мохов.
— Надо бы позвать, — предложил Грязнов.
Мохов ушел за немцами, о которых Колосов слышал впервые.
Солдатов и Грязнов продолжали разговор между собой, прикидывая, где, в какой точке Шагорских болот могли укрыться разведчики. Колосов слушал молча. Он вдруг почувствовал, как затихают голоса комбрига и комиссара. Их слова доносились до Колосова словно издали. Глохли другие звуки, те, что слышались снаружи. Старшина заметил странное затухание звуков, насторожился. Что-то с ним происходило. На миг увидел себя и Неплюева вместе, но отчетливее себя, в тот момент, когда после напряженного ожидания ухода гитлеровцев они выбрались из тайника, дождались рассвета, когда понял старшина, что радист не в себе. Вспомнилось отчаяние, желание избить Неплюева, отрешенность радиста, которая и укротила Колосова. Увиделось, тут же сменилось безразличием. Показалось, что преодолел он какую-то невидимую грань, за которой пропадают желания в чем-то разобраться, что-то понять.
На войне нет легкой работы, на войне долог каждый шаг. Даже тогда, когда бежишь под огнем, стремясь достичь мертвой зоны. Однако каждый раз, когда Колосову приходилось бежать или тайно пробираться, думая лишь о том, чтобы неосторожным вздохом не выдать себя, возвращаясь, он анализировал каждый свой шаг. Такой анализ, как считал Колосов, ношу не облегчал, но увеличивал шансы остаться в живых.