Колосов плена ждать не стал. Его контузило, он потерял сознание, но, как только пришел в себя, понял обстановку, пополз в болото, подальше от места боя. Наткнулся на полузасыпанного командира взвода. Потащил и его. Речкина тоже контузило, в себя он пришел позже.
Шли они сначала вдвоем, потом группой, потому что не одни выбрались с того рубежа. Ослабли, оборвались, когда дотащились до деревни Вожжино.
Название деревни Колосов запомнил по двум причинам. Во-первых, радость они испытали оттого, что кончились мытарства, вышли они наконец к своим. Во-вторых, оказались они в руках и во власти представителя особого отдела. Понял тогда Колосов, что значит быть под подозрением, испытал смятение, горечь. Как только они вышли, сразу их и построили. Ярко светило солнце. Мучил голод. Мучила, жажда. Мимо строя пылили автомашины, пыль лезла в нос, оседала на зубах, покрывала лица. Перед строем челноком мотался капитан. Жесткий, поджарый, взрывной. Лицо острое, как топор. Заметно выпирал кадык. Говорил громко, резко. В том смысле, как они могли пропустить немцев. Помнит Колосов необыкновенную пустоту в голове и звон. «Вот так, вот так, вот так», — стучало в мозгах. Других слов не было. Бойцы отвечали односложно. Нечем оказалось останавливать немца, кончился боезапас. Многие не помнили конца боя. Как не помнил его старшина Колосов, младший лейтенант Речкин. Капитан, в свой черед, ни в потерю памяти, ни в контузии не верил. Бойцы держались из последних сил. И тогда младший лейтенант Речкин сказал капитану, что поступать так с ними представитель особого отдела не имеет права. Он может верить им или не верить, но оказать помощь истерзанным людям его долг, его обязанность. «Ты у меня первый, первый ответишь!» — заорал капитан, расстегивая кобуру. Но тут подъехал мрачный, черный то ли от пыли, то ли от бессонницы подполковник, похожий на одинокую придорожную былину: высохшую и колючую. Подполковник привез врача. Вместе с врачом он вышел из машины, оглядел строй. Раненых отправил в медсанбат, здоровых поставил на довольствие. Тогда-то Колосов и решил, для себя наперед держаться Речкина. С тех пор они вместе.
Запомнилась старшине деревня Вожжино, на всю жизнь в памяти осталась. Тот капитан запомнился. Сколько лиц с тех пор прошло, не сосчитать. Война что сито — трясет и трясет. Может быть, того капитана в живых давно нет, а лицо его Колосов помнит. Искренне не верил им капитан. Не мог принять, не принимал катастрофы сорок первого года. Того обстоятельства, что немцы стеной перли.
Помнит Колосов глаза капитана: черные, вроде как без дна. Похожи на отверстие ствола, когда знаешь ты наверняка, что именно из этой глубины ослепит тебя вспышкой выстрела. Играли на скулах капитана желваки. Вздулись на шее жилы. Острый кадык метался вверх-вниз, выталкивая из горла жесткие слова…