В конце концов Романа и его товарищей спасли. Когда Грейси узнала, что он вернулся в Америку, она успокоилась и смогла расстаться со своей обидой. В каком‑то смысле они были квиты… Хотя думать — отвратительно. Ее разбитое сердце и подпорченная репутация и сравниться не могли с неделями пыток, которые пришлось вынести ему. Такого она не пожелала бы и злейшему врагу…
А разве он не злейший ее враг? Не так давно он чуть не уничтожил ее семью! И привычная ненависть горячей волной окатила ее сердце.
Почему же теперь при виде его она чувствует облегчение? Что с ней не так?
— Роман… — Саттон медленно поднялся и протянул руку.
Роман помедлил, прежде чем сжать его ладонь, что подчеркнуло его враждебность.
— Саттон, — отозвался он с явным презрением.
— Ты, наверное, помнишь мою дочь Грейс.
Сердце Грейси ушло в пятки.
Роман повернулся, и глубокий взгляд его орехово‑карих глаз пронзил ее, будто нож.
Он отличался красотой и раньше. Теперь, возмужав, он стал и вовсе подобием греческого бога. Его нос, видимо, был однажды сломан. Лицо украшали шрамы. Один — от виска через левую бровь — проходил опасно близко к глазу, а второй неровной линией пересекал лоб и прятался под темной шевелюрой. Вероятно, эти боевые отметины нравились далеко не всем женщинам, но, по мнению Грейси, делали его еще привлекательнее.
— Грейс… — произнес Роман. Его низкий голос будто прикоснулся к ее нервным окончаниям. Внутри живота шевельнулось что‑то первобытное и иррациональное.
Влечение… Нет! Ни за что!
Ни одна нормальная, уравновешенная девушка не может испытывать влечения к тому, кто пытался разрушить ее жизнь.
Роман протянул ей руку, и она, не подумав, просто по привычке ее пожала. И сразу же об этом пожалела. Но было уже поздно.
Пожатие крупной ладони Романа было крепким, и Грейси, стараясь не уступить, сильно сжала его руку в ответ. Похоже было, что оба пытались друг другу что‑то доказать.
В его взгляде читалась издевка. Он будто пытался спровоцировать ее на какое‑нибудь едкое замечание. Заставить убрать руку первой. Но такой радости она ему не доставит.
Грейси упрямо вздернула подбородок, полная решимости ему не уступать… и вздохнула с облегчением, когда Роман выпустил ее руку, едва заметно улыбнувшись.
Роман повернулся к Саттону. От него буквально исходили волны раздражения и нетерпения. Было очевидно, что, будь его воля, он сейчас находился бы совершенно в другом месте.
— Ладно, Саттон, давай сразу к делу. Зачем ты меня пригласил?
Саттон сел. Медлительность и точность его движений диктовала боль, которую он теперь испытывал почти постоянно. Он указал на один из стульев напротив своего стола: