Максимом звали убитого заместителя.
— Только вам я теперь верю, — сказал он вдруг и взял меня за руку, явно безо всяких посторонних намерений. В его глазах читался страх. — Посидите со мной ночью, пожалуйста!
— Я не могу, у меня дневная смена. К вам приставят сестру-сиделку, только попросите.
— Я заплачу!
— Не надо, — я покачала головой. — Да и зачем — у нас охрана хорошо налажена, никто сюда не проберется. А если все-таки боитесь, то наймите, в конце концов, телохранителя — для вас ведь это не проблема.
— Я же объяснял, все это ерунда! Захотят грохнуть — значит, грохнут! Думаете, у Максима не было охраны? И куда она подевалась, когда его расстреливали?
Откуда мне знать? Вот уж, правда — задумаешься поневоле, что лучше совсем не иметь денег, чем так бояться. Я ушла, оставив его трясущегося в обнимку с пистолетом.
Зашла к министру. Тот лежал спиной к двери и, как мне сначала показалось, спал. Его величество нужно было разбудить для постановки градусника. Будить, конечно, следовало как можно тактичнее.
— Это вы, Надя? — спросил он вдруг, не оборачиваясь.
— Да, а как вы узнали? — удивилась я.
— По шагам, у меня очень чуткий слух и хорошая память, несмотря на возраст! Я, очевидно, выгляжу в ваших глазах совсем стариком…
Я не успела ответить, да и что тут скажешь — он был постарше Борицкого.
— …но старость не означает — слабость! — я осторожно приподняла предплечье и засунула подмышку градусник. — Мой отец тоже работал в административном аппарате и до глубоких лет вел активный образ жизни. Я не могу похвастаться, правда, его физической формой, но интуиция и слух меня никогда не подводили. Более того, вы не поверите, — он многозначительно взглянул на меня, — но я даже могу угадывать мысли человека, достаточно мне немного с ним пообщаться. Нет, я не приписываю себе никаких сверхъестественных способностей — просто интуиция и только она! Хотите, например, я угадаю, о чем вы сейчас думаете?
— И о чем же?
— Когда же ты, старый болван, замолчишь?
— Я занесу в карту, — ответила я, — пациент улыбается, что говорит о явном прогрессе в лечении. А насчет моих мыслей вы ошиблись.
Через пятнадцать минут я собрала градусники, сделала запись в журнале, и с больными на сегодня было покончено.
Спустилась в гардероб и, быстро одевшись, выскочила на улицу. Сегодня Меркулов задерживался на работе, и мы договорились, что я доберусь домой своим ходом. Уже выйдя на аллею, ведущую к воротам, увидела бегущую навстречу сиделку из нашего отделения. У нее тряслись руки.
— В чем дело? — спросила я.
— Он умер!