(с. 3)
разговоров с тобой. Может, твой старик-отец уже мало на что годится, но кое-что о жизни он знает — и прежде всего одну самую важную вещь, а именно что
В это мгновение ручка замерла в его скрюченных пальцах. Как будто все буквы, все образующие слова сочетания, все бесконечные возможности языка перестали существовать.
Он посмотрел в окно, как будто искал там помощи, но оно превратилось в черное зеркало и лишь отражало лампы, светлое постельное белье и пижамы. Надев халат и тапочки, Макинтайр подошел к окну и прижался к холодному стеклу руками и лбом. Так он мог разглядеть череду фонарей на шоссе вдалеке, а за ними — чернеющий горизонт из деревьев между заснеженной землей и небом. Чуть справа над горизонтом небо освещало розоватое зарево Бруклина и Нью-Йорка, однако их самих было не видно из-за большой темной массы на переднем плане — это был угол корпуса для парализованных, столь близкого физически и все же совершенно другого мира.
Когда Макинтайр повернулся от окна к желтоватому свету, оставив на стекле исчезающий след своего дыхания, на его необычно робком лице проступила молодость и облегчение. Он подошел к кровати, аккуратно сложил страницы своей рукописи, разорвал их пополам и еще раз пополам и выкинул в мусорный пакет. Потом взял пачку сигарет и подошел к Вернону Слоуну, который лежал в очках для чтения, уставившись в «Сэтердей ивнинг пост».
— Покурим, Вернон? — спросил он.
— Нет, спасибо, Мак. Я закашливаюсь, когда выкуриваю больше одной-двух в день.
— Ну ладно, — сказал Макинтайр, закуривая сигарету. — Может, в шашки сыграем?
— Нет, спасибо, Мак. Я что-то устал, так что почитаю чуть-чуть.
— Что-нибудь интересное пишут на этой неделе, Вернон?
— Да, есть пара хороших статей. — Он улыбнулся, обнажив почти все свои белоснежные зубы. — Что с тобой, приятель? Тебя что-то гложет?
— Все нормально, Вернон, — ответил Макинтайр, вытягивая спину и худые руки. — Все нормально.
— Закончил наконец свое письмо?
— Да, пожалуй. Проблема в том, что я не знаю, о чем писать.
Взглянув на широкую спину Малыша Ковача, который сидел на кровати в другом конце палаты, утопая в своем безразмерном фиолетовом халате, Макинтайр подошел к нему и положил руку на огромное атласное плечо:
— Ну?
Малыш резко обернулся, взгляд его был недобрый:
— Что — ну?
— Ну и где борода?
Малыш рывком открыл шкафчик, вытащил бороду и бросил ее в руки Макинтайра:
— На. Нравится? Жабирай.
Макинтайр поднес ее к ушам и нацепил резинку на голову.
— Резинку надо бы потуже. Ну как тебе? Когда зубы выну, будет еще лучше.
Но Малыш не слушал. Он копался в шкафчике в поисках бинта.