— Вот, и это тоже вожьми. Я не хочу этим жаниматьша. Ешли хочешь, найди кого-нибудь другого.
В этот момент, сияя, тихо подошел Джонс:
— Ой, так ты поучаствуешь, Мак? Передумал?
— Джонс, поговори с этим безразмерным сукиным сыном, — сказал Макинтайр, подергивая бородой. — Он решил все бросить.
— Ну как так, Малыш? — заканючил Джонс. — Без тебя ничего не получится. Это же ты все придумал.
— Шкажал же, — ответил Малыш, — не хочу этим жаниматьша. Ешли хочешь, поищи другого дурачка.
В десять выключился свет, а значит, можно было не прятать виски. Больные весь вечер тайком выпивали в туалете и теперь сбились в веселые компании по всей палате с негласного благословения дежурной сестры («раз в год можно»). Никто не обратил внимания, как незадолго до полуночи три человека аккуратно вытащили из шкафчика для белья простыню и полотенце, а потом ушли по коридору в сторону уборной у первой палаты.
С бородой в последний момент возникла заминка: она так плотно покрывала лицо Макинтайра, что беззубого рта было почти не видно. Джонс решил проблему, вырезав два небольших участка для подбородка, которые приклеили кусочками липкой ленты.
— Ну вот и все. Идеально. Теперь, Мак, закатай пижамные штаны, чтобы из-под простыни торчали голые ноги? Понял зачем? Где твоя швабра?
— Джонш, ничего не получаетша! — трагически воскликнул Малыш. Он стоял совершенно голый в белых шерстяных носках, пытаясь закрепить булавкой полотенце на бедрах. — Эта шволочь не держитша!
Джонс прискакал на помощь, и через некоторое время все было готово. Нервно допив виски Джонса и выбросив бутылку в корзину для белья, они выскользнули в коридор и вступили во тьму первой палаты.
— Готовы? — прошептал Джонс. — Ну все… Вперед.
Он резко включил верхний свет, и тридцать лиц зажмурились от неожиданности.
Сначала вошел 1950-й — истощенный полупарализованный старик с подрагивающим посохом. За ним, улыбаясь и поигрывая мышцами, вбежал Новый год в виде огромного младенца в подгузнике. На миг повисла тишина, и было слышно лишь постукивание посоха, потом раздался смех и одобрительные возгласы.
— Штарый — долой! — перекрикивая шум, ревел младенец.
Он комично замахивался и отвешивал тумака старику, от чего тот пошатывался и тер рукой ягодицу, двигаясь вдоль кроватей.
— Штарый — долой! Новый давай!
Джонс бежал впереди, чтобы включить свет во второй палате, где их ждали еще более бурные овации. Сестры беспомощно сгрудились у дверей — кто хмурился, кто хихикал за медицинскими масками под крики и свист публики.
— Штарый — долой! Новый давай!
Они ворвались даже в одноместную палату, где лежал безнадежный больной, и когда включился свет, сквозь окошко кислородной палатки было видно, как тот изумленно моргает при виде двух буйных клоунов, скачущих возле кровати. Наконец он понял, что происходит, и улыбнулся своей желтой улыбкой, а они перешли в следующую одноместную палату, потом еще в одну и наконец добрались до третьей общей палаты, где их друзья хохоча толпились в проходе.