.
В зале творилось безумие. Девчонки визжали, парни взбирались на столы и подпевали, размахивая руками; звенели разбитые бокалы, вертелись поставленные на одну ножку стулья, а четверо полисменов стояли настороже у стен, готовые остановить потасовку, меж тем как джаз-банд расходился все больше и больше:
Когда святые маршируют,
О, когда святые маршируют…
Фэллон с трудом пробирался через этот бедлам, пытаясь отыскать свою компанию. Наконец он нашел как будто тот самый столик — не будучи полностью в этом уверен, — но там не оказалось никого, только набитая окурками пепельница и лужица пива на столешнице; один из стульев валялся на полу кверху ножками. Он вроде бы заметил Марию в толпе танцующих и ринулся туда, но тут же выяснилось, что это не она, а другая крупная брюнетка в похожем платье. Потом он увидел вдалеке активно жестикулирующего коротышку, но, протолкавшись к нему, обнаружил другого низкорослого солдата с деревенской физиономией. Фэллон вертелся на месте, обливаясь потом и вглядываясь в лица вокруг, пока какой-то юнец в потной розовой рубашке не врезался с разворота ему в локоть. Холодное пиво выплеснулось из кувшина, заливая рукав Фэллона, и тут до него наконец-то дошло, что Марии с компанией уже нет в зале. Они все от него сбежали.
Он покинул здание и быстро зашагал по тротуару, отбивая ритм подкованными каблуками; при этом шум проезжающих автомобилей казался непривычно приглушенным после гвалта и музыки в дансинге. Он шел, сам не зная куда и не следя за временем, не ощущая ничего, кроме звука собственных шагов, попеременной работы мышц, сиплых вдохов, резких выдохов и ударов своего сердца, разгоняющего по телу кровь.
Он не смог бы сказать, как долго это продолжалось — может, десять минут, а может, и час — и сколько кварталов осталось позади — пять или двадцать — до того момента, когда ему пришлось остановиться из-за небольшой, но плотной толпы, перегородившей тротуар перед ярко освещенным парадным входом. Тут же была и полиция.
— Проходите, пожалуйста, — говорил один из полисменов, дополняя эти слова взмахом руки. — Не задерживайтесь.
Однако Фэллон, как и большинство других прохожих, задержался. Судя по доске объявлений в желтом свете сразу за стеклянной дверью и по широким мраморным ступеням в глубине холла, это был какой-то конференц-зал. Но внимание Фэллона в первую очередь привлекли пикетчики: трое мужчин примерно его возраста со сверкающими праведным гневом глазами, в голубых пилотках с золотой эмблемой какой-то ветеранской организации. Плакаты в их руках гласили: