Рейдун пришла в восторг от ее рассказа, сопереживала ей. Рут же, застенчивая девятнадцатилетняя девушка с повышенным чувством ответственности, снимавшая комнату в Осло и работавшая практиканткой в детском саду, не на шутку встревожилась. Впрочем, она успокоила себя тем, что в пятнадцать лет влюбленность на расстоянии обычно недолговечна и чаще всего кончается ничем.
Карианна сидела в кровати и улыбалась, милой отрешенной улыбкой. Рейдун фантазировала о том, как Карианна поедет в Индию, встретится с тиграми и азиатскими буйволами. На другой день Рут повела обеих подружек на рок-концерт.
Они вернулись на родину, и потекло привычное норвежское лето: солнце вперемежку с дождем, походы за ягодами и купаться на озеро. Наступил август. Начались занятия в школе.
И перед ней опять предстал Тарик, живой и невредимый, только еще более отдалившийся, словно он побывал на луне. При виде него тело Карианны вспыхнуло алым пламенем. Губы ее таяли от одной его улыбки. Он излучал свет.
И продолжал не замечать ее.
Тарик! Тарик!
Никакого ответа.
Однажды в ночь под пятницу Карианна побежала в соседний поселок, Рёйкен. Там она пошла на кладбище, дождалась двенадцати и подобрала с одной из самых древних могил ком земли. Она сунула его в карман спортивного костюма, выпрямилась. Было тепло и мглисто, в воздухе висела легкая дымка. Карианна стояла между могил — и не боялась. Она сама не понимала, откуда у нее такая смелость.
Она бегом возвратилась домой и по дороге думала о старинной каменной церкви, в которой тоже не было ничего страшного. Вспомнились воскресные службы, на которые Карианна ходила маленькой: вот она сидит рядом с папой и мамой на жесткой деревянной скамье и старается вести себя тихо, не скучать, не зевать, не смеяться.
Ночью церковь выглядела иначе, но все равно не внушала страха. А приходского кладбища ей следовало опасаться, думала Карианна, и тем не менее она не испугалась.
Карианна прокралась в свою комнату, так что никто не заметил ее, подождала, когда забрезжит рассвет. Тогда она смочила комок земли слюной, написала им на ладони два имени и обвела их изображением сердца. После этого она легла спать.
Наутро она была совершенно разбитая и в то же время пребывала в удивительно хорошем настроении. Она не задрожала от страха, когда столкнулась с Тариком в коридоре (пришлось бегом догонять его), и не испугалась, когда, словно невзначай, задела левой рукой его руку.
Она плевать хотела на то, что кто-нибудь увидит ее жест, она плевала на то, что подумает Тарик.
На последней перемене он улыбнулся ей.