И теперь уж не получим, потому что Евгений Примаков не смог их прочесть — он умер. Говорят, в своих мемуарах он благосклонно обо мне отзывается, и это очень приятно. Сейчас я пытаюсь их как-нибудь раздобыть. Но Россия есть Россия.
Как тот вечер видится мне теперь, издалека? Я уже давно заметил: когда случается порой сталкиваться лицом к лицу с людьми, облеченными властью, мое критическое мышление куда-то улетучивается, и мне хочется только сидеть, смотреть и слушать. Для Примакова я был диковинкой, а встреча со мной — короткой передышкой на один вечер, но еще (мне хочется в это верить) случаем побеседовать по душам с писателем, чьи произведения о чем-то ему напомнили.
Вадим Бакатин всего лишь согласился поговорить со мной по просьбе друга, но мне опять же хочется верить, что я дал ему возможность откровенно высказаться. Человек, находящийся в эпицентре событий (исходя из моего небогатого опыта общения с этой породой людей), плохо осознает происходящее вокруг него. Тот факт, что он сам является эпицентром, лишь усложняет дело. Мне пришлось попросить одного американца, собиравшегося в Москву, узнать у Примакова, какой персонаж моих произведений ему близок:
— Джордж Смайли, разумеется, что за вопрос!
* * *
Ольдржиха Черны, конечно, нельзя сравнить ни с Бакатиным, ни с Примаковым — признанными коммунистами своего времени. В 1993-м, через четыре года после падения Берлинской стены, Ольдржих Черны (а для друзей просто Ольда) возглавил чешскую службу внешней разведки — по просьбе своего старого друга и собрата-диссидента Вацлава Гавела он должен был сделать ее местом, пригодным для обитания шпионского сообщества западного типа. Разведкой Черны руководил пять лет и за это время установил тесные связи с МИ-6, в частности с Ричардом Диарлавом, который позже, при Тони Блэре, стал шефом британской разведки. Вскоре после того, как Черны оставил свой пост, я приехал к нему в Прагу, и мы провели вместе пару дней — сидели в маленькой квартирке Ольдржиха с ним и его давней подругой Еленой или шли в один из многочисленных погребков и пили скотч за выскобленным сосновым столом.
Черны, как и Вадим Бакатин, ровным счетом ничего не знал о работе разведки, пока ее не возглавил, поэтому-то Гавел, по его собственным словам, и выбрал Ольдржиха. А тот, приступив к своим обязанностям и увидев, куда попал, только диву давался:
— Эти ублюдки, похоже, не поняли, что холодная война на хрен кончилась! — воскликнул он хохоча.
Редкий иностранец умеет убедительно ругаться по-английски, но Черны был исключением. Ольдржих учился в Ньюкасле (получил стипендию во время Пражской весны) — там, наверное, и овладел этим искусством. Из Ньюкасла Черны вернулся в Чехию, снова оказавшуюся под пятой России, и днем переводил детские книжки, а по ночам писал анонимные диссидентские сочинения.