Я спрашиваю Томаса, улучшат ли положение баньямуленге предстоящие многопартийные выборы. Нет, выборы его не обнадеживают. Проигравшие скажут, что результаты голосования подтасованы, и будут правы. Победителю достанется все, а обвинят и в том и в другом, как обычно, баньямуленге. Не зря же их называют африканскими иудеями: если что-нибудь неладно, в этом непременно виноваты баньямуленге. От попыток Киншасы сформировать из конголезских ополченцев единую национальную армию Томас тоже многого не ждет:
— Много наших ребят вступили в армию, а потом дезертировали — бежали в горы. В армии нас убивают да еще и оскорбляют, а ведь мы столько за них воевали, столько боев выиграли.
Но проблеск надежды все-таки появился, признает Томас. Маи-маи, которые считают своим долгом очистить Конго от всех «чужеземцев», и прежде всего баньямуленге, уже начинают понимать, что быть солдатами Киншасы совсем невыгодно. В подробности Томас не вдается.
— Может, маи-маи перестанут верить Киншасе и тогда сблизятся с нами.
Что ж, мы скоро узнаем. Джейсон устроил нам встречу с полковником маи-маи (из множества ополчений, действующих в Конго, это самое многочисленное и самое грозное) — вторым моим военачальником.
* * *
Полковник, как и Томас, одет безупречно, но не в синий костюм хорошего покроя, а в парадный мундир той самой, раскритикованной национальной армии Конго. Форма, выданная полковнику в Киншасе, отутюжена, знаки отличия сияют на полуденном солнце. Пальцы правой руки полковника унизаны золотыми кольцами. На столе перед ним два мобильных телефона. Мы сидим в кафе под открытым небом. На противоположной стороне дороги бруствер из мешков с песком, оттуда на нас смотрят миротворцы ООН, пакистанские солдаты в голубых касках и стволы их автоматов. Я всю жизнь воевал, говорит полковник. В свое время командовал бойцами, которым по восемь было. Теперь они уже взрослые.
— В моей стране есть народности, недостойные жить здесь. Мы воюем с ними, поскольку боимся, что однажды они заявят свои права на священную землю Конго. На столичное правительство в таком деле надежды мало, поэтому мы воюем сами. Когда Мобуту свергли, мы взяли наши панга, луки и стрелы и приняли удар на себя. Маи-маи обладают силой, созданной их предками. Мы под защитой дава.
Дава — так полковник называет магическую силу народа маи-маи, а именно способность отвести от себя летящую пулю или превратить ее в воду: маи.
— Когда по тебе стреляют в упор из АК-47 и ничего не происходит, ты понимаешь, что дава действительно существует.
А как же тогда, интересуюсь я со всей возможной деликатностью, объяснить, что и среди маи-маи есть убитые и раненые?