— Бригитта что-нибудь говорит? — спрашиваю я у полковника.
— Может быть.
— О своих мотивах?
— Может быть.
Лучше сами спросите. Отлично. Я могу и сам. И наверное, даже хочу завязать с Бригиттой дружбу, пусть лживую и мимолетную. Я покинул Германию за шесть лет до эпохи расцвета «Фракции Красной армии» Ульрики Майнхоф, однако причины появления такой организации были мне вполне понятны, и я даже отчасти соглашался с ее идеями — не соглашался с методами. Вот в чем, но только в этом, я схож с представителями тех обширных слоев немецкого среднего класса, которые втайне обеспечили группе Баадера — Майнхоф поддержку, в том числе финансовую. И мне противно, что бывшие высокопоставленные нацисты везде — во власти, в судах, в полиции, в промышленной и банковской сфере и в церквях, и что немецкие родители отказываются говорить о нацистском прошлом с собственными детьми, и что западногерманское правительство в угоду американцам поддерживает политику холодной войны в самых отвратительных ее проявлениях. А если упомянутых моих заслуг Бригитте будет недостаточно, так разве я не ездил по палестинским лагерям и госпиталям, не видел страданий, не слышал плача? Ведь всего этого, вместе взятого, несомненно, хватит, чтобы немка-радикалка двадцати лет открылась мне, пусть ненадолго?
Тюрьмы воздействуют на меня самым неприятным образом. Не дает покоя неотступный образ моего отца — заключенного. Я представлял его себе во множестве тюрем, где он и не сидел, представлял всегда одинаково, как этот крепкий, властный, неуемный мужчина с эйнштейновским лбом ходит по камере туда-сюда и заявляет о своей невиновности. В молодости, когда меня посылали в тюрьму на допрос, приходилось брать себя в руки — я боялся, что, как только захлопнется за спиной железная дверь, узники, которых я пришел допросить, начнут надо мной насмехаться.
Внутреннего двора на вилле Бригитты не было, или я его не запомнил. У ворот нас остановили, пристально рассмотрели и пропустили. Молодой полковник повел меня вверх по наружной лестнице и кому-то прокричал приветствие на иврите. Тюрьмой руководила майор Кауфман. Даже не знаю, правда ли ее так звали или это я нарек. Когда я служил офицером военной разведки в Австрии, сержант Кауфман заведовал городской тюрьмой Граца, где мы держали своих подозреваемых. Но я отчетливо помню, что на форменной рубашке — удивительно безупречной, над левым нагрудным карманом, начальница тюрьмы носила белую нашивку с именем, что она была майором армии лет пятидесяти или около того, женщиной крепкой, однако не полной, с яркими карими глазами и страдальческой, но доброй улыбкой.