Дженн облизала передние зубы. Она привыкла так делать, когда нервничала. Всякий раз она раздражалась, когда ловила себя на этом, но не могла остановиться. И раздражалась еще сильнее. Куда же запропастился Хендрикс с ее кофе?!
В этот момент дверца открылась, и она увидела Хендрикса с двумя порциями кофе и витым печеньем. Наверное, он старше ее лет на двадцать, не меньше; Дженн предполагала, что ему уже за пятьдесят, но это были одни лишь догадки. Проработав с Хендриксом бок о бок два года, она до сих пор не знала, когда у него день рождения. Волосы у него росли только на макушке, а от витилиго в углах рта и вокруг глаз образовались белые пятнышки, которые резко выделялись на фоне его черной кожи.
– Он все еще там?
Дженн кивнула.
– Наш приятель точен, как часы, – заметил Хендрикс. – Все делает по расписанию. Это как сходить на горшок.
Он вручил Дженн кофе и откусил кусок от своего печенья.
– Глазированные пончики у них кончились. Представляешь? В какой пекарне пончики заканчиваются раньше девяти утра? Весь этот штат нуждается в хиропрактике.
Дженн мысленно посетовала на то, что Вирджиния – это даже не просто штат, а содружество и что раньше она думала о нем лучше. Но она знала, что любая попытка досадить Хендриксу только спровоцирует его.
– Сегодня тот самый день, – сказала Дженн вместо этого.
– Тот самый.
– Есть какие-нибудь мысли, когда мы начнем действовать?
– Скоро, когда получим известия от Джорджа.
Слежка отняла у них немало времени, и теперь они наконец собирались войти в контакт с Воном. Их босс Джордж Абэ собирался лично заняться этим. Все это она, конечно, знала, но сменить тему разговора и заговорить о деле обычно удерживало Хендрикса от напыщенных – тирад.
Обычно.
Восемь лет в ЦРУ научили Дженн искусству общения с мужчинами. Первый урок заключался в том, что мужчины никогда не адаптируются к женщинам. Это был мальчишеский клуб, и вы становились либо одним из «мальчиков», либо изгоем. Любое проявление женственности расценивалось как слабость. Женщины, которые приживались в такой среде, ругались громче, несли всякий вздор и не проявляли признаков слабости. В конечном счете таких называли «упрямыми сучками» и проявляли к ним сдержанную терпимость.
Ярлык «упрямой сучки» достался ей нелегко. На одной из передовых баз в Афганистане Дженн провела долгие недели, не видя вокруг ни одной женщины. Вообще там нельзя было стать достаточно жесткой и упрямой. Вы оказывались единственной женщиной в радиусе ста миль. Она видела, как выражение мужских глаз меняется с голодного на враждебное и хищное, и научилась спать очень чутко. Это было совсем как в тюрьме, где все тебя постоянно оценивают и ищут уязвимые места. На одной из баз было так плохо, что она даже подумывала, не переспать ли с одним из офицеров, в надежде, что это поможет в дальнейшем оградить ее от неприятностей. Но идея стать чьей-то тюремной сукой все-таки у нее не прижилась…