Афсар повернулся поросшим звериной шерстью лицом к утренней звезде и голосом сомнения и надежды повторил вещие слова. И тело его стало уменьшаться, а голубок, радостно взмахнув крыльями, навсегда скрылся во рту дива, и в глазах Афсара появился добрый свет человеческого разумения.
Гор-огды был потрясен, он воскликнул:
— Смотри, Афсар, теперь, когда я сяду па Гырата, я достану рукой до твоей головы. Ты уже не див, ты просто великан!
Царь-Нищий бросил на Гор-оглы взор укоризны — мол, ее торопись, не мешай, — и продолжал:
— Афсар, подойди к сараю, возьми в свои руки кетмень, трижды ударь но земле и трижды произнеси: «Сердце матери — в сыне, а сердце сына — в полевом труде, в злаках и плодах!»
Трижды повторил Афсар, ударяя землю кетменем, эти вещие слова, и тогда его тело избавилось от звериной шерсти и стало сильным человеческим телом. Афсар захохотал, но его счастливый смех был теперь смехом человека: он гремел, но уже не потрясал, как раньше, деревья и пустынные дали. И не от смеха Афсара проснулся город, а потому что настало утро.
Сосед Царя-Нищего, табунщик Бадалбай, вышел в свой сад с кетменем и крикнул:
— Эй, Гор-оглы, эй, Царь-Нищий, опора Чамбиля и учитель Чамбиля, что же вы не пристыдите своего гостя: такой огромный, а стоит среди бела дня в чем мать родила!
Афсар, впервые устыдясь своей наготы, побежал в дом Царя-Нищего, а Гор-оглы промолвил голосом счастья:
— Его не мать родила, он рожден городом равных! Это див Афсар, который стал человеком!
Бадалбай, родом киргиз, привык, когда ои еще нас чужие табуны в глухих горах, сочинять песню обо всем, что видел и слышал. И он запел песню о том, как див Афсар преобразился в городе равных и стал человеком.
Люди обрадовались этому событию и этой песне, сказали:
— Вот каков, оказывается, Чамбиль, город справедливости: здесь не только рабы, но даже дивы становятся людьми!
В честь второго рождения Афсара был устроен пир. Пришли па пир все чамбильцы, от мала до велика. Биби-Хилал соткала для Афсара одежду, и сказывают, что на один только халат пошло столько домотканого полотна, что можно было одеть сорок воинов. На пиру Афсар съел триста блюд с лапшой, тридцать вертелов очистил от мяса, проглотил три котла плова. Попробовал он и вина, сделанного из чамбильских виноградных лоз, осушил разом целый куши пи, поднялся во весь исполинский рост и заорал:
— Хочу драться. Кто вступит со мной в единоборство?
— Подожди, Афсар, — стали его успокаивать чамбильцы. — Не пей больше, а не то утратишь человеческий облик, станешь опять мохнатым, безмозглым дивом.