— Посоветовал уехать в Москву.
— Объяснил почему?
— Нет. Но упомянул мое зеленое платье.
Фирсов удивленно вскинул брови и слегка наклонился:
— К чему бы это?
— Оно было на убитом, — напомнила Лионелла.
— Я понял.
— Знаете, — полушепотом заговорила она, — если бы Шмельцов не был в больнице, я бы подумала…
Егор Петрович с удивлением вскинул глаза:
— А кто сказал, что он сейчас там?
— Катерина…
— Шмельцов вернулся в отель.
— Но ведь у него перелом.
— Ушиб. Только и всего. Живуч, как дворовая кошка.
— Значит, все это время он был в отеле?
— Я же сказал.
— Не хочется наговаривать на человека, но он мог прийти сюда еще раз.
— Дайте время, и мы во всем разберемся.
В дверь заглянул полицейский:
— Егор Петрович, вы нам нужны.
— Минуту… — ответив ему, Фирсов обернулся к Лионелле: — Когда едете в Москву?
— Вечером.
— Лучше с утра.
— Это исключено.
— Почему? — спросил следователь.
— В Санкт-Петербург и обратно я езжу только «Гранд Экспрессом».
Фирсов с грустью вгляделся в ее лицо и вновь заговорил после недолгой паузы:
— Ведь вы же наверняка из простой советской семьи. Ходили с мамой на каток. В школе на переменке бегали в ближайшую кулинарию за пирожками. Макулатуру собирали с ребятами. Что должно случиться с человеком, чтобы он не мог поселиться в номере обычной комфортности или поехать в простом купе?
Задав эти вопросы, Егор Петрович не стал ждать ответа и перед тем, как выйти из комнаты, вручил ей свою карточку:
— Свяжитесь со мной, когда будете дома.
Рано утром Лионелла собрала свои вещи, вызвала машину и переехала в дом подруги, где сразу заснула и спала до самого вечера.
Ее разбудил звонок помощника мужа. Он сообщил, что купе в поезде «Гранд Экспресс» оплачено и электронный билет отправлен на ее почту. Успев только умыться и выпить кофе, она попрощалась с подругой и уехала на Московский вокзал.
Экспресс уже стоял на посадке, и Лионелла едва успела к отходу. Процедура проверки билета не затянулась, достаточно было показать его в телефоне. Правда, перед тем как заскочить в свой вагон, она любезно подняла с перрона упавшую куклу и подала ее плачущей девочке.
Комфортабельный вагон вмещал четыре купе: два двухместных и два одноместных. Она всегда брала тот, что просторнее, — на двоих, но ездила в нем одна.
Лионелла села к окну. На дальний путь прибыла электричка, пантографы-параллелепипеды сложились и улеглись на ее крышах словно коты.
Через минуту вагон дернулся, и платформа тихо поплыла прочь. Глядя сквозь стекло на городские огни, она чувствовала себя героиней снятого, но не вышедшего в прокат кинофильма. Лионелла уезжала в Москву с легким сердцем. Все, что казалось таким увлекательным, теперь не стоило ни гроша. Она больше не хотела ни интересоваться, ни думать об этом.