— Поэтому Его Величество настаивает на первоочередном приеме иринейской делегации? — осенило меня. — Чтобы сначала уж международные отношения, а потом рисковать шеей?
— Да, — легко признал ищейка. — Король прагматичен, расчетлив и к тому же отлично понимает, что шеей Третий все равно рискнет, даже если ему прямым текстом запретят, поскольку по-ослиному упрям, прямо как папочка. Тебя это коробит?
— У меня просто такой образ жизни в голове не укладывается, — нервно фыркнула я, мигом припомнив, как Его Высочество решил побыть живцом в Ясную ночь. Легко, быстро и без сомнений, с ясной твердостью человека, уверенного, что есть вещи гораздо важнее собственной шкуры, и готового ею пожертвовать. Наверное, это и есть настоящее королевское воспитание: правители с другим образом мыслей малопригодны для управления целой планетой…
Зато правители с таким — никогда не бывают действительно уравновешены и по-житейски счастливы.
— Как в такой прелестной головке может что-то не укладываться? — вкрадчиво поинтересовался незнакомый голос. Я подняла взгляд от мшистого рисунка на дорожке, выискивая источник звука, и замерла как мышь перед удавом.
Он сидел на садовой скамейке, аккуратно прислонив к ней длинную трость с резной ручкой, и не думал подниматься, с истинно аристократическим высокомерием наплевав на присутствие дамы — какая, к вулканам, леди из монахини? — зато с интересом подался вперед, выныривая в круг света от фонаря и всем видом демонстрируя: вежливость — это для равных.
А мы равными не были.
— Капитан, вы просто обязаны представить мне свою спутницу, — заявил незнакомец ищейке, и не посмотрев в его сторону.
Я ощутила насущную потребность намотать на себя тюрбан, маску и пару-тройку плащей. Наверняка этот аристократишка отлично владел и мимикой, и эмоциями, и интонациями — и никогда не позволил бы себе так откровенно пялиться на другую женщину.
— Сестра Мира, — скупо бросил Рино, тоже не обрадованный встречей. — Граф Темер ри Кавини, действующий член Полного Совета Нальмы.
Он, наконец, соизволил оторвать свою высокородную задницу от скамейки. Исключительно чтобы сграбастать мою руку, развернуть запястьем к себе — и, выверенно склонившись над ней, горячо выдохнуть в каком-то миллиметре от кожи.
— Я очарован, сестра.
Меня пробрало.
И движения — очень плавные, мягкие, и низкий, чуть хрипловатый голос, и сильные теплые пальцы, и темный взгляд, ни на мгновение не отрывающийся от моего лица. Заинтригованный, изучающий, ждущий…
— Не знал, что вы любите ночные прогулки, граф, — холодно произнес Рино, вырывая меня из оцепенения. Я отняла свою руку и привычно сотворила жест Равновесия, заодно возвращая его и себе.