— Просыпайся, Блейн. Пожалуйста. Я не справлюсь один.
Я сжимаю его руку. Он спит, его грудь легко поднимается и опускается, но мне кажется, что он отвечает на мое рукопожатие. Это такое маленькое давление, что я не совсем уверен, произошло ли это вообще.
Я сжимаю его руку еще раз. И теперь я точно знаю, что мне не померещи-лось. Он сжимает мои пальцы.
— Блейн? Та можешь меня слышать?
Он снова сжимает мою руку.
А затем я зову медсестру, и когда она появляется позади меня, говорю ей, что нужно все проверить. Ей не нужно ничего проверять, так как в тот момент, как я говорю все это, Блейн медленно поднимает веки.
— Блейн!
Старшая медсестра оттаскивает меня. — Осторожно, сынок. Мы же не хотим его напугать. Он впервые за несколько дней открыл глаза.
Я отбрасываю ее назад. — Вы и ваши люди напугаете его. Он мой брат. Ему станет легче, если он увидит меня.
Но тогда я слышу, как тяжело он дышит, и вскоре уже несколько женщин суетится вокруг кровати Блейна. Они поспешно вывозят его из комнаты, и я не могу выкинуть одну мысль из головы: он не справится, и они не дали мне возможность побыть с ним до конца.
Наконец они привозят его назад, это ожидание показалось мне вечностью. Он живой, целый, но слабый. Блейн поворачивает голову в сторону, и когда смотрит в мои глаза, на его лице появляется слабая улыбка.
— Грей, — только и произносит Блейн, и его голос звучит сухим и охрипшим.
— Привет.
Он тяжело глотает. — Я слышал тебя.
— Я рад. Бывало время, что ты слушал меня и возвращался назад.
— Не только сейчас. Я понимал все… каждое слово.
Он выглядит скорее гневным чем удивленным, после того как я раскрыл ему правду, но возможно ему стоит гораздо больше усилий выразить эти чувства на лице. Блейн опирается рукой на кровати, пытаясь подняться, что ему не удается.
— Я должен выздороветь, — говорит он напряженным голосом. — Я должен подняться с этой кровати, и мы должны его остановить, Грей. Подумай о Кейл.
Я никогда не задумывался об этом, и потому сразу чувствую себя ужасно. Наступает долгое молчание, во время которого я слышу только, как одна из медсестер бормочет про себя.
— Было так темно, и я совершенно не знал, где низ, а где верх, — говорит, наконец, Блейн. — Затем я услышал тебя. Оттуда это было так просто.
Это чувство, которое у меня было, если бы он исчез, эта боль в груди, он должно быть чувствовал тоже самое. Мы связаны друг с другом, несмотря на то, что мы прикладываем много усилий, чтобы казаться независимыми. Я был нужен ему. Все время ему нужно было слышать мой голос.
— Я так рад, что тебе лучше. Я… я думал… Я не знаю, что сказать.