— Грей? — голос Блейна вырывает меня из моих мыслей.
— Да?
— Я думаю пойти в кузню. Я должен чем-то заняться.
— Нет, не ходи на работу. Давай закончим игру.
Блейн прикасается к одной из своих шашек, но убирает руку, не сдвигая ее с места.
— Я не могу дальше так сидеть до полуночи. Для этого я слишком взвинчен.
— Тогда я пойду с тобой, — предлагаю я.
Он качает головой и показывает на мой подбородок.
— Тебе лучше проверить свой клюв. По сравнению с сегодняшним утром он выглядит ужасно.
Только сейчас я замечаю, что уже послеполуденное время. Неужели мы и правда так долго играли, или так всегда последний раз? Все так быстро проходит мимо.
— Хорошо, — говорю я. — Я зайду в больницу.
Он удовлетворенно кивает, почти так же, как наша мама раньше, и бросает мне на колени мой мешок для добычи. Несмотря на то, что воздух давящий и тяжелый, брат надевает свою новую куртку. Блейн ерошит мои волосы, прежде чем уйти. Я сижу и смотрю на игральные камешки. Фигурок Блейна из глины гораздо больше, чем моих деревянных. Наша последняя незаконченная игра. Он бы выиграл.
В больнице много кроватей. Они отделяются друг от друга тонкими шторками, которые висят на деревянной балке, тянущейся по всему зданию. Когда я захожу, все шторки раздвинуты, и Картер нет на месте. Но ее дочь Эмма на другом конце комнаты сортирует глиняные кувшины на полках. Я знаю Эмму с самого детства. Наши матери были хорошими подругами, главным образом потому, что я был очень больным ребенком. Мама рассказывала мне, что до года меня не выносили из дома. В это время Картер часто приходила к нам, много возилась со мной и использовала свою магию. Все, что она делает, хорошо. Половина Клейсута все еще смотрит на меня как на чудо. Почти невозможно вылечить такого больного ребенка, чтобы он вырос крепким юношей.
Большую часть моего детства мама и Картер оставались неразлучными, и из этого следовало, что я много времени проводил с Эммой. Иногда мама брала Блейна и меня с собой в больницу, и мы охотились за Эммой вокруг стола, пока она не начинала просить о пощаде. В другие дни, если у Картер было не очень много работы, она брала Эмму к нам, и мы играли в шашки или в «Правда или ложь» (игра, где рассказывают четыре правды и одну ложь, и тот, кто не угадает ложь, проиграл).
Тогда Эмма была маленькой и тощей, но всегда держалась с нами. Если мы играли в уличных разбойников, она бегала с нами. Если забирались на деревья и разбивали колени о валуны, она с гордостью выносила последствия сражения. Несмотря на то, что детьми мы провели вместе несчетное количество часов, Эмма всегда была ближе к Блейну. Я никогда не мог избавиться от ревности, но возможно, я сам виноват. Когда мне было шесть, а им обоим по семь, я прогонял ее и забирал деревянные игрушки, с которыми она играла. Со дня, когда она предпочла Блейна, все и началось. Чем больше она предпочитала Блейна, тем больше Эмма казалась мне милее других.