Когда мы познакомились, Генри было чуть-чуть за пятьдесят. До сих пор он никогда не был женат, и всю свою жизнь посвящал музыке. И теперь, казалось, он купал меня в скопившейся в нем за все эти годы нерастраченной нежности. Мне иногда даже страшно становилось, когда я ловила на себе его взгляд – казалось, на женщину, на жену с таким обожанием не смотрят. Я же со своей стороны относилась к этому внезапно вошедшему в мою жизнь мужчине одновременно и с любовью, и с глубоким уважением и восхищением. Наверное, такова уж была моя природа – по-настоящему острую страсть во мне мог вызвать только человек, в первую очередь завороживший меня своим талантом, творческой энергией, а уж потом покоривший и личными качествами.
Итак, мы с Генри поженились. Однако наш брак никак не походил на стереотипные представления о теплом аристократическом гнездышке. Оба мы часто бывали в разъездах – Генри ездил на гастроли, часто срывался на переговоры с заграничными филармониями, устраивавшими у себя концерты по его произведениям. Я же, в свою очередь, улетала на встречи с издателями, читателями или попросту неделями просиживала в оборудованном для меня в фамильном замке кабинете, воплощая в жизнь очередной посетивший мою больную голову сюжет. Наверное, именно это и спасало нас от раздражения, ощущения несвободы, скованности, которые неминуемо должны были бы разрушить наш союз. Мы же оба фактически оставались вольными птицами, и тем радостнее были для нас встречи, с тем большей охотой мы проводили друг с другом редкие свободные дни. И я внезапно обнаружила, что мне совсем не скучно кататься с Генри на лодке по старому заросшему осокой озеру в его поместье. Смотреть, как напрягаются мышцы на его загорелых держащих весла руках. Шутя сталкивать в отливающую под солнцем зеленью воду его летнюю шляпу и хохотать, и брызгаться водой. И ни на секунду не кривиться презрительно – экая дешевая пасторальная пошлость. И ни разу не пожалеть, что эти вылазки отнимают у меня время, которое можно было бы потратить на новую книгу. Оказалось, что и просыпаться в одной постели, и нежиться в лучах утреннего солнца, проникающих в окно, и потом лениво завтракать на веранде тоже может быть приятно и увлекательно.
В общем, единственным неприятным открытием в первые годы замужней жизни для меня стала необходимость общаться с достопочтенной семьей Кавендиш. Конечно же, никто не проявлял ко мне враждебности открыто. Для этого у чопорных лордов и леди было слишком хорошее воспитание. И все же мне безошибочно давали понять, что я – человек не их круга и что они решительно не понимают, как Генри могла прийти в голову подобная блажь – жениться на какой-то писаке, еще и сомнительного иностранного происхождения.