— Мы не можем остаться, Ноа.
— Я хочу домой, но я хочу и остаться.
Джейни вообразила их квартиру — уютную спальню Ноа, тигров на комоде, звезды.
— Я понимаю.
— Почему нельзя и то и это?
— Я не знаю. Надо как-то жить с тем, что есть. У нас теперь эта жизнь. И мы в ней вместе.
Он опять кивнул, словно так и знал, и забрался к ней на колени. Затылком прижался к ее подбородку.
— Я так рад, что к тебе пришел.
Джейни развернула его к себе лицом. Она думала, что ей известны все стороны Ноа — угрюмый и сиротливый Ноа, распсиховавшийся Ноа, громогласный нежный ребенок, которого она знала лучше всех, — но это что-то новенькое. Как можно ровнее она спросила:
— Что значит — пришел?
— Когда ушел из другого места.
— Из какого места?
— Куда я пошел, когда умер.
Он это сказал так просто. Глаза у него были задумчивые и необычайно сияли, будто он ненароком поймал рыбу и любуется блеском серебристой чешуи на солнце.
— И какое оно было?
Простой вопрос, но внутри него таятся миры. В ожидании ответа Джейни затаила дыхание.
Он потряс головой:
— Мама-мам, про это место нельзя рассказать.
— И ты долго там был?
Он поразмыслил.
— Не знаю сколько. А потом увидел тебя и пришел сюда.
— Увидел меня? Где ты меня увидел?
— На пляже.
— Ты увидел меня на пляже?
— Да. Ты там стояла. Я тебя увидел и к тебе пришел.
Едва ей чудилось, будто разум ее достиг пределов, за ними распахивалась новая ширь.
Ноа боднул ее в лоб и сказал:
— Я так рад, что ты теперь моя мама.
— Я тоже, — ответила Джейни. Большего ей и не надо.
— Эй, мама-мам, — прошептал он. — Угадай, который час?
— Не знаю, букаш. Который час?
— Час, когда надо есть брауни!
Он запрокинул голову, в глазах у него замерцала знакомая лукавая радость, и Джейни поняла, что другой ребенок пока ушел; он выбросил рыбу обратно в океан.
Гости разошлись, а Джейни и Андерсон помогли Дениз с Чарли убрать недоеденное; Джейни протерла стол, а Дениз пылесосом собрала крошки от брауни. Когда в доме наконец воцарился порядок, объекты финального исследования доктора Андерсона рядком воссели на диване — Чарли, Дениз, Ноа, Джейни.
Андерсон устроился напротив в кресле. Кресло обнимало его тело. Андерсон в это кресло погрузился весь.
Наступали сумерки. Все пятеро молчали — странники, объединенные странностью.
— Так вы завтра уезжаете? — в конце концов спросила Дениз.
— Да, — не без покаянной ноты ответила Джейни. — У нас самолет после обеда.
Они навестили этот дом; были допрошены полицией; сходили на похороны. Теперь у всех впереди жизнь — работа, обязанности. У всех, кроме меня, подумал Андерсон. Как ни странно, эта мысль его не обескуражила. Интересно почему.