Пляж пустовал. Туристам еще рано, а рыбаков на этой стороне острова нет. Как будто весь мир спит, один Андерсон бодрствует. Тут и там росли редкие пальмы, скалы держали воду в горсти, посреди пляжа торчала многоязыкая табличка, предупреждавшая про морское течение. Прочесть ее Андерсон уже не умел — во всяком случае, на этих языках, — но знал, что там написано.
Он поплыл, и прозрачная зелень воды уступила густой синеве. Он плыл, пока сандалии не превратились в две крапинки на песке, а книга — в голубое пятнышко. Приятно, когда мускулы работают, а течение им помогает. К Андерсону прилетали слова, и он за них цеплялся. Тишина. Океан. Хватит.
Надо было кому-нибудь сказать. Можно было сказать этой женщине, например, которая ему написала. У которой сын. Воспоминание о последнем случае волоском привязывало Андерсона к берегу — только этот волосок и не пускал в открытый океан. Можно вернуться, снова отправить ей письмо. Он хотел написать «Прощайте», но не вышло — получилось неправильное слово. Он надеялся, что она все равно поняла.
Если выбросить это из головы, отдаться течению, волосок легко порвется сам.
Подумай о другом. Андерсон закрыл глаза. По дрожащему оранжевому исподу век побежали темные пятна.
Шейла.
День, когда он познакомился с Шейлой.
Суббота. Андерсон рано ушел из лаборатории, сел в первый же поезд, какой попался, доехал до конечной и пешком дошел до пляжа. Сидел на влажном песке, угрюмо размышлял. Целая вселенная, мы столько всего не знаем. Почему же он застрял в клетках с крысами?
Неподалеку на пляжной подстилке сидели две девушки. Блондинка, рыжая. Две глупые девчонки ели рожки мороженого и смеялись над Андерсоном.
Блондинка оказалась храбрее. Подошла.
— Вы верующий?
— Ни капли. А что?
Андерсон посмотрел. Щеки у нее порозовели на солнце — или, может, она краснела. Волосы стянуты на затылке лентой, но светлыми летучими мазками обрамляют лицо.
— А мы думали, верующий. Вы так одеты. У вас что, плавок нету?
Он оглядел себя. Оделся как обычно, аспирантская униформа — белая оксфордская рубашка с длинным рукавом, черные брюки.
— Нету.
— Ага. Ясно. Кто ж приходит на пляж таким серьезным.
Легкомысленная девчонка, дразнится. Мускулистое белое тело. Глазам больно смотреть. Дурацкий купальник в горошек.
Андерсон нахмурился:
— Вы смеетесь надо мной.
— Ага.
— Почему?
— Ну а кто ж приходит на пляж таким серьезным?
Голубые глаза нежны и насмешливы. Да что происходит-то? Голова от нее кругом.
Мороженое текло по рожку ей на пальцы. Андерсона посетило наистраннейшее желание их облизать.
Пропаду ни за грош, горошек.