— Коммунисты так и считают там, что это шантаж войной, диверсия. И правильно считают: буржуазным правительствам нужно вбить в головы людей мысль, что лучше капитуляция перед Гитлером за счет Чехословакии, чем война. Старый метод провокаторов. Расчет на подлость: своя рубашка ближе к телу.
— Мыслишка в основе одна, — сказал Лапшин. — Хоть с чертом, но против коммунизма. Не вышло Черчиллю удушить большевизм в его колыбели, надеется теперь, когда мы взрослые…
— Но это же смешно! — воскликнул Тамаркин. — Крайне смешно! А если еще они не учитывают массированные налеты нашей авиации, которые должны дать огромные результаты…
Лапшин знал о том, что массированные удары нашей авиации непременно дадут соответствующие результаты, но то, как об этом сказал Тамаркин, было неприятно ему. А Окошкину сделалось неловко за своего школьного приятеля.
— А ты что? В летчики подался? — спросил он.
— Нет, но просто интересуюсь. Разве гражданину Советского Союза нельзя интересоваться авиацией?
На этот вопрос Тамаркин ответа не получил, так как приехал Альтус и все сели за стол. Алексей Владимирович выглядел гораздо моложе Лапшина, хотя они были почти одногодками, а Пилипчуку по виду годился в сыновья, и тот по-отцовски называл его своим крестником. Окошкин смотрел на Альтуса с немым восхищением, он кое-что знал о нем, слышал, что Альтус бывает нелегально за рубежом, что недавно его тяжело ранили, что в годы своей юности он не раз выполнял очень опасные задания самого Дзержинского. И то, что этот человек сидел с ним рядом, весело и просто разговаривал со всеми и даже осведомился у Василия, доволен ли он своей работой, — наполняло его восхищением и даже умилением.
— Вы — пирога, товарищ Альтус, — сказал он, внезапно пьянея. — И внутрь масла пихните. Вам чего налить — коньяку или водки?
— Коньяку! — сказал Альтус.
Окошкин взял непочатую бутылку коньяку, ловко откупорил ее, налил сначала себе чуть-чуть, потом полную рюмку Альтусу, потом свою до краев.
— Лихо! — удивился Альтус. — Вы у кого так научились?
— А у официанта в ресторане «Ша-нуар», — самодовольно разъяснил Окошкин. — Старый официант, толковый.
— Знаете что? — тихонько сказал Алексей Владимирович. — Мой вам совет — ничему никогда у официантов не учитесь. Особенно у старых. У них другая, особая школа вежливости. Называется эта школа — лакейством. Ясно?
— Ясно, — густо краснея, согласился Окошкин.
Ему бы провалиться сейчас сквозь землю — вот бы был выход из положения. Или скончаться скоропостижно — ведь бывает же, случается с людьми. Так нет, сиди здесь под прямым, светлым, смеющимся взглядом этого чекиста. И не огрызнуться никак — тут не подойдут слова вроде «не ваше дело», «не вам меня учить», «и сам знаю».