— Вы знали, какое преступление в действительности было совершено?
— В это меня не посвятили.
— И никогда не пытались узнать?
— Предпочитал не знать. Знал только, что при преследовании в меня имели право стрелять. Напарник предупредил об этом. Отсюда я делаю вывод, что преступление было особо опасным.
Электричка в Ожерелье шла долго. На полочках вдоль вагона подпрыгивали вещи. Каждый раз при особо резком толчке кто-нибудь из пассажиров поднимался, уходил в тамбур курить, потом долго маячил за стеклянными дверями, разбегавшимися от тряски по сторонам.
Денисов присматривался к ехавшим вместе с ним: большинство добиралось на перекладных до Павельца, в Ожерелье им предстояла пересадка на «литер».
Мысли Денисова с упорством возвращались к единственной, казавшейся логически оправданной первопричине странных на первый взгляд поступков библиотекарши. Первопричина заключалась в том, что Белогорлова чувствовала себя обязанной человеку, который в трудную минуту в Калининграде пришел ей на помощь.
«Неважно, насколько в действительности искренней и щедрой была эта помощь, считала, видимо, библиотекарша. Заподозрив что-то здесь, в Москве, она не обратилась в милицию — сначала к знакомым. К Шерпу, к культурнику. И то— к культурнику уже перед самой трагедией...»
Денисову показался убедительным придуманный им пример:
«Человек узнает, что предан кем-то из самых близких. Он потрясен. Он давно уже бросил курить, но сейчас больше всего на свете ему нужна сигарета. Он выскакивает на улицу. Никого... Но для него сигарета сейчас — вопрос жизни и смерти. Случайный прохожий протягивает ему пачку. Одни считают, что им дали только сигарету, что, в общем, верно. А другие — что им спасли жизнь. И они чувствуют себя по гроб обязанными».
Рядом с окном плыл зимний деревенский пейзаж. Перелески в снегу, дороги, пропечатанные гусеницами тракторов. В лесопосадке на березах чернели гнезда.
В одном месте, внизу, под самой насыпью, показался дом с грудой пустых ящиков у стены.
«Магазин?»
Сбоку, на крыльце, лежали две или три дворняги, дремали под стук колес. Неожиданно локомотив взревел — впереди в неположенном месте кто-то переходил путь.
Давно рассвело. И лес и пригорки заволокло синим.
«Теперь уже ясно: человек, к которому Белогорлова испытывала чувство благодарности, преступник. Он пытался обманом вовлечь ее в свои дела. Обманом? — Денисов переспросил себя. — Безусловно. Ни она, ни Шерп не пошли бы ни на что противозаконное. «Продать душу дьяволу? — уточнил Почтарев, когда я ночью в подъезде спросил его мнение о Шерпе. — Никогда!» Преступник их ловко обманывал!»