- Саш... - позвала Ульяна Исааковна с опаской.
- Не трогайте его, - перебила Анька, - он ничего не слышит. И тут написано, что это опасно.
- Мне это не нравится, - сказала мама.
- Не боись, - махнул рукой Виталий Борисович, - все будет хорошо.
- Ты пива выпил, и тебе уже хорошо...
- Не волнуйтесь, - перебила Анька, - Сашка выйдет, когда закончится игра. Это так интересно! Представьте только, время для него идет как во сне - ему кажется, что он проживет целую жизнь! А на самом деле пройдет всего несколько часов.
- Ничего себе у вас игры, - сказала Ульяна Исааковна.
Ну, и как же без бабушки? Октябрина Владленовна зашла в комнату. Она привычно поджала тонкие синие губы и осмотрелась в поисках места. Сесть можно было на диван или на табурет. Но... ей должны были уступить место. Виталий Борисович пробурчал что-то с набитым яичницей ртом и пересел на диван. Октябрина Владленовна тут же заняла его место. Последней вошла Стелька и не долго думая примостилась у Аньки в ногах.
И тут как назло загрузилась игра. Появился Сашка.
- Срань господня! - проскрипела бабуля. - Автор этого явно страдает какими-то извращениями.
Я очнулся в сырой придорожной канаве. Вскочил, что ошпаренный, и огляделся. Позади шумел лес. Через дорогу, разбитую телегами и лошадьми, зеленел луг. Там мирно паслись овечки. На холме крутилась мельница. Неплохо, но на райские кущи не похоже. Где боги? Вот он я, встречайте.
- Мать-перемать! - женщина в грязном крестьянском платье взвизгнула. - Глянь, Фройль, что за чудо вылезло из канавы.
- Дура ты, Элли. Это гость нашего барона, - сказала вторая и положила на дорогу мешок.
Я развернулся к ним и предстал во всей красе: высокий, сильный, голый.
- Ого! - в один голос воскликнули женщины, и опустили глаза намного ниже середины моего тела.
С минуту мы рассматривали друг друга. Женщины в основном смотрели в одно место, а я изучал их намного тщательней. Это были неказистые простолюдинки с мужскими натруженными руками в полинялых платка и грубых штопаных платьях. Как-то по-другому я представлял богов: красивые, высокие, сильные - как я, в общем.
В мешке хрюкнул поросенок. Женщины отлипли от моего тела.
- Ты, это, прикрылся бы что ли, - сказала Фройль.
Я осмотрел себя. Что им не нравится? Белый шрам на месте раны или коготь Синеглазого на большом пальце правой руки? Я сделал его себе на память, и как оружие он ничего - острый загнутый серп.
Я хотел сказать им, что этот шрам я получил в бою, но вдруг ощутил в горле такую жажду, что позабыл обо всем на свете. Рядом была лужа, и я не думая ни о чем упал на колени и стал жадно пить. О! Какое же это блаженство! Словами не передать. Я вылакал наверно половину и остановился только когда стал засасывать жирную грязь.