Человек, который считал, что чертежи спрятаны в ее доме, и, возможно, искал их долгие годы.
Пушку теперь продать уже было нельзя. Но чертежи – можно.
Лакост остановила ход своих мыслей.
Опять ее отвлекли эти проклятые чертежи! Она тяжело вздохнула.
И все же она подошла близко, прежде чем уйти в сторону. Где она сбилась с пути логики?
«Ладно, – сказала она себе. – Хорошо, забудем пока про убийство Антуанетты и вернемся к первому. К смерти Лорана».
Она сама находилась в бистро, когда прибежал мальчик с очередной своей нелепой историей, очевидной игрой его воображения.
Изабель Лакост попыталась вспомнить, что говорил и делал мальчик.
Лоран вбежал и бросился прямо к их столу, он был возбужден, нес что-то про громадную пушку в лесу. И про монстра на ней.
Когда никто не обратил на него внимания, Лоран схватил Гамаша за руку и потащил за собой.
Но шеф отвез его домой. В машине Лоран занимал его историями о пушке, о крылатых монстрах, нашествии марсиан и всем-всем, что производила его богатая фантазия.
А через день Лорана нашли мертвым.
Кому еще он успел рассказать? Родителям? Отцу? А его отец был единственным человеком, который должен был понять, что его слова не выдумка, хотя Лепаж и клялся, будто не знал, чем там занимаются доктор Булл и другие. Что это было с его стороны – еще одна ложь в жизни, которая сама по себе являлась выдумкой? Неужели он убил собственного сына, чтобы заткнуть ему рот, потому что понимал: если пушку с ее гравировкой найдут, начнут копать и тогда, наверное, откопают Фредерика Лоусона.
Неужели так все и было? Или Лоран наткнулся на кого-то другого, после того как Гамаш высадил его? На кого-то, кто сразу понял, что Лоран говорит правду? И тот, другой, попросил Лорана показать ему пушку и убил его там же, а потом оставил тело мальчика у обочины дороги, попытался придать его смерти вид несчастного случая.
Что-то ускользало от ее внимания. Или она неправильно интерпретировала факты. Чего-то не замечала.
И тут позвонил Бовуар и сообщил, что в пьесе ничего не нашлось. Сердце у Изабель упало. Пьеса была не единственной их надеждой, но лучшей.
Она снова вернулась к делу, стала перечитывать документы.
И заставила себя остановиться. Она знала дело. Только что освежила его в памяти. Теперь пришло время воспользоваться мозгами. Изабель Лакост закрыла папку, повернулась в кресле и уставилась в окно. Заставляя себя делать одно-единственное, самое важное: думать.
Из бистро позвонил Габри, попросил Гамаша прийти к нему, и Бовуар остался один в кабинете.
Жан Ги не собирался совать нос в чужие дела, но его глаза невольно остановились на стопках бумаг на столе Гамаша, стопках писем. Предложений. Наверху лежало письмо из ООН с предложением возглавить их полицейское подразделение с приоритетным направлением Гаити.