Солдаты, брякнув ружьями, потянулись со двора на огромный плац. Впереди ехал шеф полка, тучный полковник, рядом с ним командир второго батальона и позади них два адъютанта и горнист. Офицеры и солдаты шли без шинелей; дождь монотонно поливал их и портил мундиры и настроение духа.
На площади уже выстраивались ряды измайловцев. Семеновцы установились тоже, и наступило томительное ожидание. На краю площади стал собираться народ, неизвестно откуда появились собаки.
— Едут! — вдруг пронеслось по рядам.
— Стройсь! Оправьсь! — раздалось тут и там.
Произошло движение, и потом все застыло и замерло.
«Хлюп, хлюп, хлюп», — раздалось шлепанье конских копыт по грязи, и в сопровождении четырех лиц показался император на своем неизменном Помпоне, огромной английской лошади. Он был в темно-зеленом мундире, с одной звездой на груди, в белых лосинах и крагах, с хлыстом под мышкой.
— Здорово, молодцы! — весело произнес он и при дружном крике солдат медленно поехал по их рядам.
И солдаты, и офицеры читали в душе молитвы, боясь какого-либо неосторожного упущения, ничтожного по существу, но в глазах взыскательного Павла могущего обратиться в преступление. На этот раз государь был в благодушном настроении.
— Вот, сударь мой, — говорил он ехавшему за ним полковнику Грузинову, — настоящие солдаты, гатчинская выправка! — и улыбался.
Проехав все рады, он остановился у края площади и был окружен толпой зевак и собаками Он опустил руку в задний карман мундира, вынул булку и стал крошить ее собакам.
— Ну, ты, ты! Жадная, — кричал он изредка и отгонял хлыстом слишком дерзкую собаку.
А роты тем временем выстраивались, приготовляясь к маршу.
Наконец император скормил всю булку и махнул собакам. Те тотчас отбежали прочь.
— Ну, теперь прошу отодвинуться, — сказал государь толпе зевак и шепнул Грузинову: — Начинать!
Тот поскакал к семеновцам.
— Стройтесь! — пронеслось по рядам.
Барабаны ударили, и под их сухую трескучую дробь двинулись рады солдат, мерно, стройно, словно по линейке. Раз! — и как одна вытягивались ноги по всей линии. Барабан замирал. Два! — и с ударом барабанов раздавалось дружное шлепанье сотен подошв по хлипкой грязи. А дождь сеял и сеял.
Император не замечал его, весь отдавшись созерцанию красивой картины ротного строя, и на своем массивном Помпоне казался конной статуей. Раз, два! Раз, два! — мерно ряд за рядом проходили мимо него ряды солдат, и он тихо кивал им головой, а потом вдруг встрепенулся, звонко крикнул: «Благодарю!» — и поскакал с плаца.
Лица всех — и солдат, и офицеров — вдруг оживились. Словно над ними прошла грозовая туча без грома и молнии.