«Один пойду, — думал он, — подкрадусь к шведам и разорву им стену. Надо попроситься».
Но в тот же день Петр в своей избушке держал генеральный совет. В своем казакине и с неизменной трубкой в зубах он сидел верхом на скамейке, а на другой скамейке, против него, сидели Меншиков, Шереметев, Голицын, Гордон, Гулиц, Апраксин и остальные начальники. Царь произнес:
— Придется штурм делать. Пушки так распалились, что сами стреляют. Придется их все переливать, а палить уже боязно. Зимы не дождаться, и я мыслю, что швед изрядно истомился и истощен в довольствии. Опять же у них там бабы, и то нам на руку. Только как штурм вести?
— Как? — первым ответил Меншиков. — Взять солдат и идти!
— Охотников! — подтвердил Голицын.
— Фортеция-то крепка больно.
— А наш солдат еще крепче!
— Нечего и говорить много, — решительно заявил Шереметев. — Вы, генерал, — обратился он к Голицыну, — крикните охотников и завтра на заре в путь!
— Слушаю! — ответил Голицын.
Петр усмехнулся.
— Ну, штурм так штурм! Господин фельдмаршал уже отдал приказ, а нам, капитанам, ему не прекословить! С Богом! — серьезным уже тоном сказал он Голицыну.
Тот поклонился и вышел.
Петр помолчал несколько мгновений и потом тихо сказал:
— Много крови прольется!
— А потом уже и отпразднуем сию викторию! — веселым тоном закончил Меншиков и заставил царя улыбнуться.
— Братцы! — вваливаясь в кабак, закричал какой-то солдат. — Охотников зовут фортецию брать! Кто охоч?
— Я! я! я! — загремело вокруг, и все, повскакав со своих мест, бросились вон.
Яков оказался впереди всех. Он побежал, куда бежали все гурьбой.
Уже начало смеркаться.
Пылал костер, гремел сухой дробью барабан и голоса выкрикивали:
— Кто охоч идти на штурм, отделяйся!
Яков так рванулся вперед, что вокруг него сразу поредела толпа, и очутился перед Голицыным. Тот стоял с двумя офицерами и, увидев Якова, спросил:
— Хочешь?
— Хочу!
— Дело трудное.
Яков только тряхнул головой.
— Становись туда! — указал ему Голицын позади себя, где уже толпилось изрядно народа.
Яков отошел, а Голицын уже опрашивал следующего.
Охотников набралась масса, и опять из них надо было делать выбор, а потом распределять всех по местам.
Матусовым досталось в команду шестнадцать человек с Яковом, у Савелова под командой было двадцать четыре человека, у Багреева — сорок, у Фатеева — тридцать; прапорщик Краков командовал сорока двумя преображенцами; сержант Мартынов командовал сорока семеновцами, а там еще прапорщики и сержанты, каждый кто с тридцатью, кто с сорока людьми.
Выбор кончился. Голицын выстроил всех крошечными отрядами и, обратившись к охотникам, начал говорить: