— Стопы дорогим гостям в горенку снеси, — сказал он ключнику и повел гостей в трапезную.
— Что же это ты без хозяйки, что ли? — спросил Багреев.
— Холостой, батюшка!
— И бабы нет?
— Баба есть, да не моя. Боярин, как в поход шел, поручил мне свою девку, да наказал беречь, как глаз. Так я ее в светелке держу и никуда не пускаю… даже гулять. Вишь, полонянка она. А все же дюже красивая девка!
«Ах, басурман! — Багреев сжал кулаки, — он ее, бедную, как в остроге держал!»
— Боярин меня за нею прислал, — резко сказал он, — вот послание! Сейчас ее выпусти и сюда приведи!
Воевода смутился, беря сверток.
— Сейчас, господин мой! Подожди только, дьяк придет. Я-то сам в грамоте не силен. Эй, что же Кузьмич не идет!
— Иду, иду! Кх… кх… — раздался сиплый голос, и в горницу вкатился дьяк и отвесил тотчас низкие поклоны Багрееву и Савелову.
— На, чти! — ткнул ему воевода бумагу.
Дьяк тотчас развернул письмо и сипло прочел:
— «Новгородскому воеводе, Ферапонту Бельскому, от боярина Шереметева наказ. Мариенбургскую полонянку поручику Багрееву сдать в целости и оказать всякое пособие для отправки оной. А крепость Нотебург взята и названа Шлиссельбургом. О том ведать».
— Так! — сказал воевода. — Ну, дьяк! Пошли бирючей о том по городу кричать; на завтра надо пироги печь и брагу выкатить. Богу помолимся и выпьем за славную победу! Иди! А полонянку немедля доставлю, — сказал он Багрееву и вперевалку пошел за двери.
— Ах, он, старый пес! — с негодованием сказал Багреев. — Нате, как в остроге держал! Чай, исхудала, бедная?
— А мне идти? — сказал Савелов.
— Подожди! Куда пойдешь? Надо же его поспрошать, — остановил его Багреев.
В это время вошли слуги, с ключником во главе, и торопливо стали устанавливать стол всякими яствами и питиями. Пришел воевода и, низко кланяясь, пригласил гостей за трапезу.
— А полонянка?
Воевода лукаво прищурился.
— И она будет. Подожди, господин! Сперва выпьем по чарке! — и он хлопнул три раза в ладоши.
В то же мгновение распахнулась дверь, и в горницу вошла шереметевская пленница. Багреев взглянул на нее, вспыхнул, как маков цвет, и просветлел от радости. В горницу вошла в дорогом сарафане высокая, стройная русская красавица — не тощая немка, а именно русская девушка, белая, румяная, высокая, полная, с толстой русой косой, с ярко блестящими черными очами. Она внесла широкий поднос, накрытый чистым полотенцем, с тремя кубками меда и поясно поклонилась гостям, причем из-за ее алых губ сверкнули ослепительной белизны зубы.
— Вот и твоя красавица! — весело сказал воевода. — Поднеси им! — обратился он к пленнице.