Горькая лаванда (Грин) - страница 58

— Сколько ты еще будешь плакать над собой?

— Что?

— То, что слышала! Хватит ждать, что тебя всю жизнь будут холить и облизывать!

— Кто это меня холит? Ты, что ли? — Она ткнула пальцем ему в грудь, но, что-то вспомнив, поспешно отвела руку.

— Я? Ни за что! Хватит тебе и других! И если бы это шло тебе на пользу! Так ведь нет. Ты просто стала лгуньей.

— Я? Лгуньей? — Камилла снова выставила палец. — Да я самый честный человек на свете! Я в жизни не врала и не вру, Макдагл!

— Чепуха! Когда ты вернулась, тебе было плохо, из рук вон плохо. Ты была одичавшей, как твоя лаванда. Я могу это понять, Милл, я хорошо знаю, что такое боль. Но с тех пор все изменилось…

— Ты еще будешь говорить мне, что я чувствую?

— Нет, что ты делаешь. Ты врешь. Ты делаешь вид, будто тебе на все плевать. А на самом деле ты без ума от собаки.

— Нет!

— И от лохматой кошки будешь без ума. Еще сопливой девчонкой ты умела обращаться с животными. Может, ты и забыла, но я — нет. Тебе нужен кто-то, о ком можно заботиться.

— Ошибаешься, Макдагл! Я никогда не привяжусь к этой кошке! И собаку отдам, как только подыщу ей хозяев.

— И коровы будут летать. И свиньи. А кроме того, ты сходишь с ума по моим сыновьям. Ты любишь их. Почему бы тебе не признаться в этом? Или ты думаешь, что потеряешь лицо, если признаешь, что тебе не все безразлично?

— Мне все безразлично!

— Ага, и ты ничего не чувствуешь.

— Совершенно верно.

Больше всего на свете ему хотелось сейчас крепко стиснуть ее в объятиях и поцеловать. Боб понял, что если не сделает чего-то из ряда вон выходящего, то не сможет сдержать своего желания.

И когда Камилла снова выставила палец, Боб притянул ее к себе, поднял и закружил. Камилла заорала как резаная. Она была легкая, как перышко, но все-таки ему пришлось как следует размахнуться, чтобы сбросить ее в озеро.

Боб хорошо знал этот водоем. Здесь они с братьями ныряли с крутого берега в жаркие летние дни, и вода в озере всегда была холодная. Достаточно холодная, чтобы соски Камиллы обозначились под рубашкой, словно выступившие из теста изюмины. От этой мысли Боб еще сильнее возбудился и со всего размаху бросил Камиллу в воду.

Он поразился ее богатому словарному запасу. Ему была известна только одна личность, которая могла бы переплюнуть ее в ругательствах, — и это был он сам. Вот так женщина! Да еще равнодушная ко всему на свете!

Боб молниеносно скинул сапоги и плюхнулся в озеро. Ледяная вода отрезвила его. Шумно отфыркиваясь, он вынырнул возле Камиллы. Она плеснула ему в лицо воды и была полна решимости утопить его. Что ж, он это заслужил. Маленькая женская месть. Но когда Камилла схватила его за плечи, чтобы загнать под воду, он обхватил ее одной рукой и, гребя второй, поплыл к берегу. Нащупав под ногами дно, он встал и крепко прижал ее к себе.