– Сэр, – сказал продавец. – Это седьмой размер. У вас скорее семь с половиной.
– Мне подойдет. Мне подойдет. – Я сунул кепи в карман.
– Позвольте, я дам вам пакетик, сэр.
– Нет! – Я густо покраснел и в смущении от того, что собираюсь сделать, вылетел на улицу.
Вот и мост за тихо накрапывающим дождем. Осталось только подойти…
На середине моста моего певца не оказалось.
На его месте стояла пожилая пара. Они играли на огромной шарманке, хрипевшей и кашлявшей, словно кофейная мельница, в которую насыпали битого стекла и камней. То была не музыка, а тоскливое урчание расстроенного механического желудка.
Я ждал, пока мелодия, если так это можно назвать, закончится, тиская в потном кулаке новую твидовую шапку. Шарманка сипела, дребезжала и бряцала.
«Чтоб тебе сдохнуть», – казалось, говорили хозяева шарманки, белые от натуги, с красными от дождя глазами. «Плати нам! Слушай!.. Только не будет тебе мелодии! Свою выдумай!» – кричали их сжатые губы.
Я стоял на том месте, где пел нищий без шапки, и думал: почему они не заплатят пятидесятую часть месячной выручки настройщику? Если б я вращал ручку, я хотел бы слышать мелодию, хотя бы ради себя!
Да, если бы ты вращал ручку. Но ты не вращаешь. Очевидно, они ненавидят свой промысел – кто их за это осудит? – и не желают платить за подаяние знакомой мелодией.
Как они не похожи на моего простоволосого друга!
Друга?
Я сморгнул от удивления, потом шагнул вперед:
– Извините. Тут был человек с концертино…
Старуха перестала вращать ручку и уставилась на меня:
– А?
– Человек, который стоял без шапки.
– А, этот! – буркнула женщина.
– Его здесь сегодня нет?
– Вы его видите? – взвизгнула она.
Ручка адской машины снова завертелась.
Я бросил в кружку пенни.
Старуха взглянула так, будто я туда плюнул.
Я положил еще пенни. Она отпустила ручку.
– Вы знаете, где он? – спросил я.
– Заболел. Слег. Мы слышали, как он кашлял, когда уходил.
– Вы знаете, где он живет?
– Нет!
– А как его имя?
– Да кто ж знает!
Я тупо глядел на новую шапку и думал о певце: каково ему где-то в городе, одному?
Пожилая пара настороженно смотрела на меня.
Я положил в кружку последний шиллинг.
– Он поправится, – сказал я не им, а кому-то еще, кажется себе.
Женщина налегла на ручку. В недрах шарманки случился обвал битого стекла и железа.
– Мелодия, – спросил я. – Что это за мелодия?
– Глухой, что ли! – взорвалась старуха. – Это национальный гимн! Может, хоть шапку снимете?
Я показал ей новую шапку.
Она посмотрела на мою голову:
– Да не эту! Вашу!
– Ой! – Я, покраснев, сорвал с головы кепи.
Теперь у меня было по шапке в каждой руке.