– Темная лошадка, – прошептал я.
– Отлично сказано! – Тимулти крутился во все стороны, отдавая распоряжения. – Кланнери, Нолан – в зал, следите за проходами! Хорошенько смотрите, чтобы никто не вскочил, пока не вспыхнет «КОНЕЦ».
Кланнери с Ноланом убежали, радуясь, как мальчишки.
– А сейчас все отойдите от выходов. Мистер Дуглас, стойте здесь, рядом со мной.
Люди расступились, образовав живые коридоры у двух закрытых дверей.
– Фогарти, приложи ухо к двери!
Фогарти выполнил распоряжение. Глаза его расширились.
– Музыка ужасно громкая!
Один из парней Келли толкнул в бок брата:
– Сейчас кончится. Тот, кто должен умереть, в этот миг гибнет. Остающийся в живых склоняется над ним.
– А теперь еще громче! – сообщил Фогарти, приникнув головой к двери и шевеля пальцами, словно настраивая радиоприемник. – Во! Это уж точно заключительное та-та перед тем, как на экране появляется «КОНЕЦ ФИЛЬМА».
– Приготовились! – скомандовал Тимулти.
Мы все как один уставились на дверь.
– Гимн!
– Внимание!
Мы застыли по стойке «смирно». Некоторые подняли руки, отдавая честь.
– Кто-то бежит, – проговорил Фогарти.
– Кто бы это ни был, он взял хороший старт…
Дверь распахнулась.
Появился Хулихан, улыбающийся так, как улыбаются только задыхающиеся победители.
– Хулихан! – вскричали выигравшие.
– Дун! – возопили проигравшие. – Где Дун?
Действительно, Хулихан был первым, но его соперник вообще отсутствовал.
Из кинотеатра на улицу уже вытекала толпа.
– Может, этот идиот перепутал двери?
Мы ждали. Толпа на улице вскоре рассосалась.
Тимулти первым вошел в пустое фойе.
– Дун?
Но там никого не было.
А может быть, заглянул кое-куда? Кто-то широко открыл дверь мужского туалета:
– Дун?
Ни ответа, ни звука.
– Господи, а что, если он сломал ногу и валяется где-нибудь в зале в смертельной муке?
– Точно!
Кучка мужчин, направлявшаяся в одну сторону, шарахнулась к внутренней двери, вошла в зал и заполнила проход. Я последовал за ними.
– Дун!
Здесь нас встретили Кланнери и Нолан. Они молча показали вниз. Я дважды подпрыгнул, пробуя что-нибудь увидеть за головами. В просторном зале было темно. Я ничего не разглядел.
– Дун!
Наконец мы все столпились в проходе у четвертого ряда. До меня доносились возгласы присутствующих, увидевших то же, что и я.
Дун по-прежнему сидел в четвертом ряду у прохода; руки его были сложены на груди, глаза закрыты.
Мертв?
Ничего подобного. Большая, блестящая, красивая слеза ползла по его щеке. Еще одна слеза, более крупная и блестящая, наворачивалась в уголке другого глаза. Подбородок Дуна был мокрым. Он, без сомнения, плакал вот уже несколько минут.