– Поздно спохватился. Мы уже обручены.
– Господи! Они обручены! Да ты же его не любишь!
– Пожалуй что и люблю.
– «Пожалуй»! Так «пожалуй» или любишь? Это разные вещи! А вот меня ты любишь без всяких «пожалуй»!
– Ты так уверен, Роджер?
– Не надо всех этих штучек-дрючек! Ты же прекрасно знаешь, что любишь меня! Ах, Анна, ты будешь несчастна!
– Я и сейчас несчастнее некуда, – сказала я.
– Анна, не пори горячку! Дождись меня!
– Да я всю свою жизнь только и жду тебя. И знаю, что моему ожиданию конца-края не будет.
– Анна! – вдруг воскликнул он уже с другой интонацией. Казалось, ему только что пришла в голову совсем новая мысль. – Анна, а вдруг… А вдруг она умрет прямо этим летом?
– Черта с два.
– Она умрет, если ей станет хотя бы чуточку хуже. Я хочу сказать, в ближайшие два месяца… – Он смотрел на меня побитой собакой и старался прочесть мои мысли по глазам. – Анна, если она умрет в следующем месяце… или нет, лучше через две недели – какие-то короткие две недельки… Ведь ты же меня дождешься? Ведь ты согласна будешь выйти за меня замуж?
Я расплакалась.
– Ах, Роджер, мы даже ни разу не поцеловались. Это так глупо.
– Скажи мне, если она умрет через неделю, всего лишь через семь дней…
Он схватил меня за руки.
– Откуда тебе знать! – сказала я между всхлипами.
– Я позабочусь, чтоб это стало фактом. Клянусь тебе, через неделю ее не будет в живых – в противном случае я больше не стану донимать тебя.
Его как ветром сдуло. А для меня мир вдруг стал нестерпимо ярок, будто на небе включилось второе солнце.
– Роджер, не смей! – крикнула я, но мне совсем не хотелось, чтобы он остановился и вернулся. В голове у меня стучало: правильно, Роджер, сделай что-нибудь – что угодно! – и положи всему этому конец.
Той ночью, лежа в постели, я ломала голову над тем, какие есть способы убить и не быть схваченным. Думает ли лежащий в сотне метров отсюда Роджер о том же самом? Что он предпримет завтра? Отправится ли он на болото, чтобы найти похожие на съедобные, но смертельно ядовитые грибы? Или во время прогулки на машине войдет в крутой поворот на слишком большой скорости, чтобы пассажирка вывалилась из нарочно не до конца прикрытой двери?
Я представила, как эта восковая кукла описывает кривую по воздуху, шмякается о придорожный дуб, тополь или клен и ее головенка раскалывается, будто грецкий орех. Мне это так понравилось, что я привстала на постели и долго беззвучно хохотала до слез. А поплакав, снова принялась хохотать. Нет-нет, успокаивала я себя, он умный, он найдет наиболее безопасный путь. Например, неведомый грабитель проникнет ночью в дом и вытрясет жизнь из старой карги. Пусть она так перепугается, что сердце у нее выскочит из груди и уже не вскочит обратно!