– Знать бы от кого! – сказал король.
– Он не местный. Язык Мерсии ему чужой. Но он не из Рении – выговор другой.
– Из Хайрии? – задумался король и ответил себе сам: – Вряд ли. Хороших магов там нет. Когда заболеют, едут к нам. Тиррана? Далеко. Даже морем плыть более луны.
– Жить захочешь – поплывешь, – сказал шут. – Не о том говорим. Как наградишь Гро, если вернется?
– Дам тысячу золотых!
– Всего?
– Патент мага.
– И только? Человеку, который обратил вспять армию врагов? Ты скуп, братец!
Этон нахмурился:
– Что предлагаешь?
– Личный лен в наследственное владение. Звание придворного мага. Должность главы Корпорации с правом пересмотреть выданные патенты и отобрать их у шарлатанов.
– Его сожрут!
– Мы защитим.
– Как?
– Женим на дочери могущественного человека.
– Чьей?
– Твоей.
– У меня нет дочери!
– Разве? – сощурился шут.
– Ну… – смутился король. – Она внебрачная. Я не видел ее много лет и даже не знаю, жива ли.
– Жива! – успокоил шут. – Хотя могла и умереть. Девочке пришлось несладко. Ее растила бабушка, поскольку муж матери невзлюбил падчерицу. Хорошо, что у девочки есть дядя, который помнил о ней и помогал деньгами.
– Брат!
– Не надо благодарить! – сказал шут. – Сам знаю, что я хороший.
– Она красива?
– Похожа на отца.
– Бедная девочка! – покачал головой король.
Шут засмеялся.
– От тебя у нее только одна черта. Правда, приметная. Опознаешь с ходу. Мы договорились?
– Я подумаю, – сказал Этон. – Она все же моя дочь.
– Ты неисправим! – покачал головой шут.
– Надо сначала взглянуть на дочку, – смутился король.
– Тогда пошлю в Муг гонца, – сказал шут. – Пусть едут с матерью.
– Это обязательно? – сморщился король.
– Боишься? – сощурился шут.
– Королева ревнива, – вздохнул король. – Сам знаешь.
– Остановятся у меня. Места хватит.
– Ах брат! – сказал Этон. – Не тому Боги дали корону. Хотел бы я поменяться с тобой местами!
– Не получится! – хмыкнул шут. – Во-первых, я бастард. Во-вторых, вот! – он повернулся к брату спиной. – Горб королю не к лицу. В-третьих, я не хочу править. Поэтому ты и держишь меня возле себя. Я не прав?
– Прав, как всегда! – кивнул Этон. – Но я бы на твоем месте подумал…
4
Ноэль поет. Ее голос, звонкий, сильный, рассыпается серебряными колокольчиками, и эти колокольчики бренькают в моей голове, толкаясь в виски болью. Вот ведь, зараза! Никакого уважения к почтенной старости.
– Угомонись!
Голос стихает, чтобы тут же смениться обиженным:
– Тебе не нравится, как поет Ноэль?
– У меня болит голова.
– А вот не надо было пить столько оука!
Не надо было, конечно, только что теперь? Ноэль сдержала слово. Когда мы долетели до этого заброшенного оазиса посреди степи, она первым делом стряхнула с какого-то дерева с десяток плодов. Плоды походили на кокосы, а само дерево – на пальму, но Ноэль сказала, что это «оук». Она вскрыла плоды кинжалом и слила болтавшуюся внутри молочную жидкость в казан. Выставленный на солнце, сок почти сразу забродил, и к вечеру стал прозрачным. Вкус у него оказался кисловатый, но приятный. Оук щипал язык и шибал в голову. К ночи я впал в нирвану. Кто же знал, что у этой штуки такой откат?