— Ага, — рассеянно кивнула девушка. — Сначала я так старалась, помогала каждому, кто придет сюда, ощущая себя ответственной за замок. За земли. Оставленные Хозяином без хозяйского присмотра. Но постепенно весь мой энтузиазм пропал. С какого-то момента, я вдруг осознала, что уже почти ненавижу всех этих людей. Вместо того, чтобы что-то делать самим, они плачут, они стенают, они молят о помощи… Нет, они молят: дай! Как малые дети, не слыша доводов разума, не понимая, к чему приведет их непомерная жадность, они маниакально твердят: дай, дай, дай! И сразу стало понятно отношение Кошчи к людям. А я, глупая, корила его за холодность, за жестокость. Да он просто образец милосердия! Страшно подумать, сколько сот лет он живет в этом замке, сколько добрых дел совершил… которые вернулись к нему злом.
София тяжело вздохнула:
— Я сама прочувствовала это: люди просто неспособны иначе на добро отвечать. И в определенный момент мне вдруг подумалось: а что, если не расходовать Силу, и так не особо мне подчиняющуюся, а просто направить все эти хотелки в другое русло? И получилось: многие почему-то добились своего, а кто не добился — нашли другое. Да еще и согласились, что это другое им намного нужнее. Так что все довольны: люди сами решают свои проблемы, а я больше не вмешиваюсь в их жизни и не беру на себя чужой ответственности. Мне, хвала небу, своей более чем достаточно!
Циоан сглотнул, любуясь девушкой. Все, что она говорила, конечно, нелепо. Но София невероятно хороша, и будь на то воля принца, он тут же увез бы девушку к матушке. Но пленница ничего не хотела слышать о свадьбе, дожидаясь своего невесть куда запропастившегося тюремщика.
Может быть, и Циоан себя этим утешал, София хотела убедиться, что он рыцарь. И ждала Хозяина, чтобы принц поверг чудовище и спас ее по-настоящему…
Вот только встречаться с чудовищем пареньку не очень-то хотелось. Правда, и уехать без Софии он уже не мог. И дело тут было вовсе не в рыцарской доблести: девушка, возможно, сама того не желая, навсегда покорила еще никем не тронутое сердечко юного принца.
— Пойдем, — он предложил Софии руку. — Стол давно накрыт, а я не хочу есть в одиночестве.
Пройдя в замок, молодые люди сели за большой стол, ломящийся от разнообразнейших явств.
— Это все опять возникло, когда я расстелил на стол ту самую скатерть! — гордо, словно сам все приготовил, продекламировал принц.
София тяжело вздохнула и достала из кармана собственноручно выращенную маленькую морковку: она больше не могла есть неживую еду. Девушке казалось, что она поглощает кусок деревенского мыла, даже если подносила к устам поджаристую ножку фазана.