Гарриетт почесал нос. Верная примета, что сегодня нужно выпить, усмехнулся он про себя. Только вот с горя ли или обмывая удачу? Два утра минуло со дня состязаний, денег осталось еще на два дня, потом придется жить на улице и добывать еду смекалкой. Он не чурался наемничества, да меч отобрали при въезде в город. Пришлось сдать городской страже. А тут еще появились дела помимо того, как встретится со старым князем.
Скрипнул ставень наверху и Гарриетт едва успел увернуться от потока помоев.
— Смотри куда льешь, цверга! — крикнул он.
— Пусть заберут тебя тролли! — откликнулся женский голос сверху.
Гарриетт представил себе располневшую хозяйку дома, со злым и усталым лицом, опухшую от вечной стряпни и свар с мужем. Достойная жительница достойного городка. Соль земли. Гарриетту не нравился Гладсшейн. Он был наслышан про него, рассказывали всякие байки про ведьм и чудеса, про богатых купцов и про родичей Альфедра, важных, в дорогих одеждах, про всяких людей с разных концов земли. Приезжих и впрямь много. Они выделялись среди местных, каждый на свой лад. Многие даже языка не знали. Местные чужаков не любили, хотя когда- то жители Гладсшейна и завоевали их земли, но терпеть на своей земле пришлых не хотели. Гарриетт гладсшейнцев не винил. Стоило кому- то из приезжих возвысится, так он тут же начинал смотреть сверху вниз на завоевателей и всячески их притеснять, при этом лебезя и заискивая перед приближенными князя. Простые люди отыгрывались на приезжих победнее, и круговорот повторятся снова.
На базаре Гарриетта настигла удача. Разодетый как боевой петух, с перьями на куцей шапочке, человек, которого он искал, приценивался к цветам и хорошенькой цветочнице с круглыми голубыми глазами. Сейчас цветочница смотрела на кончики ботинок, ресницы ее трепетали, а левую руку она манерно приложила к щеке, полная смущения. Правой она заслонялась от господина корзиночкой с цветами. Гарриетт прошелся рядом, потом еще раз, и срезал у мужчины кошелек так ловко, что никто ничего не заметил.
Задерживаться на базаре он не стал, конкуренции воришки не жаловали. Денег в кошельке, к разочарованию Гарриетта, едва хватило на новую куртку, вроде тех, что носили в Ирмунсуле. На пару медяшек Гарриетт купил персиков и завернул их в широкий, видавший виды платок. Этот платок вышила ему жена, давно, сразу после свадьбы. Гарриетт вспомнил ее и детей, особенного старшего сына. Когда Гарриетт уезжал, старшенький уже научился бегать и носился по избе с громкими «тятятятятя!». Младший тогда болтался у жены возле груди и был для Гарриетта безлик, как и все младенцы. Гарриетт потрепал уголок платка, подумал о круглой и нежной, как персик, женушке, и отправился выполнять свой долг.