– Зави гасцей у хату…
В доме было тесно и непривычно. До сих пор мне не приходилось бывать внутри «живых» домов. Развалин видел предостаточно, с жильем они имели мало общего. А тут – дом. Бедный, на грани нищеты, но достаточно чистый, деревянный пол выметен, стол затянутый льняной скатеркой, лавки, полки на стенах, две кровати, застеленные лоскутными одеялами, и даже небольшой иконостас с почерневшими от времени иконами – все было сделано своими руками, надежно и добротно. Заводских изделий было всего три: шкаф с потрескавшимися от времени филенчатыми дверками, зеркало на стене и керосиновая лампа, которая и освещала скудным светом все помещение. Кстати, а рядом с зеркалом – вырезанные из какого-то журнала фотографии Николая Второго и всей царской семьи. И ведь не убрал, когда немцы пришли. Это уже о чем-то говорит…
Почти остывшая печка давала еле ощутимое тепло. Возле нее стояла женщина лет сорока в простой крестьянской одежде – юбка, рубаха, да косынка. Видимо хозяйка, дядькина жена. К ее подолу прижалась девчушка лет двенадцати, теребящая в руках соломенную куклу. Вторая, постарше, стояла рядом с матерью. Сам хозяин, тоже одетый по-домашнему, стоял чуть впереди своего семейства. Все настороженно смотрели на нас.
– Здравствуйте, люди добрые. Мир Вашему дому. – надо разряжать обстановку.
– Дзень добры, панове… – хозяин не знает как себя вести, прихожу ему на помощь.
– Мы Ганну, родственницу Вашу привели. Ей там оставаться опасно стало, обидеть могли, вот мы и проводили к родне.
– А Вы сами-то хто такия будзете?
Хороший вопрос. Сказать, что мы – солдаты русской армии? Опасно. Девчушки еще несмышленые, сболтнут подружкам, несмотря на строгий родительский запрет, – кто его знает, чем это обернется. Форму нашу не видно, поверх «лохматушки» одеты, значит, просто так мимо гуляли, вот и зашли в гости.
– А мы – люди обычные, русские, к своим идем. Вот, по пути, к графу завернули на огонек, да огонек тот слишком сильно разгорелся, погорело там много всего, да и граф от огорчения помер…
– Чего же это граф так огорчился?
– Нас увидел, когда не надо, вот и огорчился до смерти. – пора раскрывать карты. Времени в обрез, политесы разводить некогда. – Ганна у вас может остаться, или она с нами дальше пойдет?
– Што ж гэта мы на ногах гаварым? Сядайце, госци дарагия. Маць, накрывай на стол.
Хозяйка двинулась к печке, чтобы достать оставленную на завтра еду. Мы их еще объедать будем? Щас! Знали куда шли, захватили с собой мешок с припасами.
– Хозяйка, не взыщи, мы к вам со своим угощеньем… – после моих слов Федор, тащивший мешок, ставит его со стуком на скамью, развязывает тесемки. А я продолжаю. – Продуктов хотели ей оставить, время-то сейчас голодное. Извини, дядька Михась, но давай к делу. Сможете ее приютить?