— Где я был вчера вечером, я полагаю? В котором часу?
— Положим, от десяти до полуночи.
— Немалый промежуток времени. Погодите! Я ужинал здесь, с матерью.
— Наедине?
— Да. Я ушел где-то в половине десятого, когда явился аббат Гож, к которому я не питаю особой симпатии. Затем я поехал в гостиницу, обнять жену и детей.
Наступило молчание. Филипп де В. глядел прямо перед собой, явно смущенный, не решаясь продолжать.
— Потом я вышел подышать свежим воздухом на Елисейские поля…
— Вы гуляли там до полуночи?
— Нет.
На этот раз он заглянул Мегрэ прямо в лицо с несколько пристыженной улыбкой.
— Вам это покажется странным, особенно если учесть, что я в трауре. Но для меня это нечто вроде традиции. В Женту меня слишком хорошо знают, чтобы я мог позволить себе какие-либо похождения: мне это и в голову не приходит. Может, виной всему воспоминания молодости? Всякий раз, когда я бываю в Париже, я имею обыкновение проводить пару часов с хорошенькой женщиной. А поскольку я не желаю, чтобы это имело продолжение и как-то осложнило мою жизнь, то и удовлетворяюсь…
Он неопределенно махнул рукой.
— Всегда на Елисейских полях? — уточнил Мегрэ.
— Я бы никогда не признался в этом жене: она бы не поняла. Для нее существует только определенный круг…
— Как девичья фамилия вашей жены?
— Ирен де Маршанжи… Могу добавить, если это вам окажется полезным, что моя вчерашняя подружка — темноволосая, не очень высокая, одета в светло-зеленое платье, над грудью — родимое пятно. Кажется, над левой грудью, но я не вполне уверен.
— Вы пошли к ней?
— Думаю, девушка живет в гостинице на улице Берри, куда она меня привела: в шкафу висели ее платья, а в ванной лежали личные вещи.
Мегрэ улыбнулся:
— Простите мою настойчивость, вы проявили массу терпения.
— Вы убедились, что я тут ни при чем? Сюда! Вам придется спуститься без меня: я так тороплюсь… — Он взглянул на часы и протянул комиссару руку. — Удачи вам!
Во дворе шофер дожидался около лимузина, мотор которого еле слышно рокотал.
Через пять минут Мегрэ, как пловец в морскую пучину, бросился в густую вонь какого-то бистро и заказал себе кружку пива.
Мегрэ разбудил солнечный луч, проникший сквозь жалюзи, и жестом, который после стольких лет сделался машинальным, он протянул руку туда, где обычно спала жена. Простыни еще хранили ее тепло. Из кухни доносился аромат свежесмолотого кофе и клокотание закипающей воды.
Здесь, как и на аристократической улице Варенн, птицы щебетали на ветвях, хотя и не так близко от окон, и Мегрэ ощущал во всем теле блаженную истому, к которой примешивалось, правда, какое-то смутное, неприятное ощущение.