Разумеется, подобные бумаги попадали и на стол императора, который всегда принимал живейшее участие в «кавказских» делах. В 1837 году монаршее терпение лопнуло. Николай I засобирался на Кавказ.
В ПУТЬ
Адольф Берже, один из отцов-основателей отечественного исторического кавказоведения, сравнил поездку Николая I на Кавказ с Персидским походом Петра I. Довольно точное сравнение. Николай Павлович отправился на Кавказ отнюдь не для того, чтобы попробовать на вкус минеральные воды Пятигорска. Царь чувствовал назревший кризис и хотел разрешить его в свою пользу. Возможно, он понимал: если не закончить войну прямо сейчас (в 1837 году), она может продолжаться бесконечно.
Николай I тщательно готовился к вояжу. Розен и его генералы получили приказ усилить давление на горцев. В 1836–1837 годах Отдельный Кавказский корпус «утюжил» горную поверхность Чечни и Дагестана. Вместе с тем предпринимались и дипломатические маневры, призванные перетянуть на сторону империи колеблющихся, сделать их лояльными подданными.
Намерения августейшего путешествия точно сформулированы в письме военного министра Чернышева: «Государь император, предположив обозреть в течение наступающей осени Кавказскую и Закавказскую области, между прочими видами, решившими Его Императорское Величество предпринятие столь дальнего путешествия, изволил иметь целию присутствием Своим в тех местах положить прочное основание к успокоению Кавказских Горских племен и к устройству будущего их благосостояния наравне с прочими народами, под благотворным скипетром Его Величества благоденствующими».
Путь Николая I на Кавказ пролегал через Крым. Оттуда на пароходе «Полярная звезда» император отправился к восточному побережью Черного моря и 20 сентября 1837 года благополучно прибыл в Геленджик. Здесь царь посетил лазареты с ранеными и больными солдатами. Высокий, статный государь вызывал трепетное чувство у солдат, впервые видевших российского самодержца. Некоторым особо отличившимся в беспрестанных стычках с горцами Николай I положил на грудь заветные Георгиевские кресты.
Но Кавказ встречал императора не ласково. В Геленджике разразился пожар, в тушении которого принимал участие весь гарнизон. Приложив все возможные усилия, огонь побороли. На следующий день во время военного смотра задул страшный ветер. Солдаты с трудом держали строй, фуражки уносило в море, а кричать традиционное «Ура!» было и вовсе невозможно: солдаты закашливались, отворачивали лица в сторону, казалось, они отворачивались от царя.
Далее государь продолжил свое путешествие морем. Из Геленджика отплыл в Анапу, а оттуда — в Редут-кале, где его ожидал Розен. «Честь имею явиться», — такими словами император поприветствовал своего генерала и, держа под козырек, протянул барону руку. Начало, для Розена вполне ободряющее, не предвещало последовавшей драмы. Через Мингрелию царь отправился к Эривани. Прибыв в крепость, от которой отступил грозный Цицианов и которую взял царский любимец Паскевич, Николай I был страшно разочарован: «Какая же это крепость; это просто глиняный горшок», — раздраженно бросил он свите. Наверняка в тот момент император вспомнил триумфальные рапорты Паскевича об удачном штурме этой «неприступной твердыни». Быть может, подумал и о «законсервированном» Ермолове, канувшем в небытие интригами Паскевича.