Бэй принялась теребить концы своих длинных волос, заплетая их в косички.
— А какой магический дар Уэверли был у нее?
— Мы с Клер как-то говорили об этом. Мы не знаем. — Сидни пожала плечами.
— Это все, что ты о ней помнишь?
— У меня есть одно странное воспоминание о ней. Забавно, но я, кажется, никому о нем не рассказывала, — со смешком отозвалась Сидни. — Я тогда была совсем маленькая, года, наверное, три или четыре, и сидела на траве, не знаю точно где, видимо в саду, потная и зареванная, потому что упала и ободрала себе локоть. Мама присела передо мной на корточки и попыталась утешить. У нее ничего не вышло. Чем больше внимания я получала, тем громче рыдала. В детстве я была склонна… устроить драму на ровном месте.
Бэй улыбнулась, как будто с тех пор мало что изменилось.
— В общем, я помню, как она сказала мне: «Смотри-ка сюда». Она разжала кулак и показала мне ладонь, но там ничего не было. А потом она подула на ладонь, и ледяные искорки взвились в воздух и осели на моем лице. Они были такие мягкие и прохладные. — Сидни коснулась ладонью щеки, погруженная в воспоминания. — Я представления не имею, как она это сделала. Это случилось в разгар лета. Я так поразилась, что даже плакать перестала.
Бэй слушала словно завороженная, как будто Сидни рассказывала ей сказку. Что, в общем-то, было недалеко от истины. Сказку про Уэверли.
— Кто твой отец?
— Я не знаю. Она никогда мне этого не говорила. Клер тоже не знает, кто ее отец. Но мы почти уверены, что это разные люди.
— Как бабушка Мэри относилась к тому, что ты встречаешься с Хантером-Джоном Мэттисоном? — спросила Бэй, вдребезги сокрушив надежду Сидни на то, что эта тема исчерпана.
Сидни сделала глубокий вдох, пытаясь припомнить то, что так усердно старалась забыть. Потом потянулась к коробке с «Птичьим молоком», взяла одну конфету себе, а вторую протянула Бэй.
— Ей это нравилось. Мне кажется, в молодости она была немного тщеславна, и ей грела душу мысль о том, что ее внучка породнится с семейством Мэттисон. Думаю, она выучила Клер так отменно готовить отчасти из примерно тех же соображений. Мы — ее преемницы, хорошо это или плохо.
— Джош не такой, как они все, — убежденно произнесла Бэй.
Сидни посмотрела дочери в глаза с серьезным видом, подчеркивая значительность того, что собиралась сказать.
— Я всегда подталкивала тебя пробовать все новое, не ограничиваться рамками нашего наследия Уэверли. Но ты неизменно бросала мне ответный вызов. Не было такого момента, когда бы ты не была абсолютно уверена в том, кто ты такая и где твое место. И я не хочу, чтобы какой-то парень отнял у тебя это. Не хочу, чтобы кто-то заставил тебя поверить в то, что ты другая, а потом отнял у тебя эту веру со словами: «Я думал, ты все понимаешь».