Кондратьев поднял на него глаза и долго не отвечал, улыбаясь краем рта.
Михаил не выдержал и закричал:
— Ну что молчишь, скажи, что я вру!
— А зачем? И вообще, отойди немного подальше, а то всего слюной забрызгал. — И словно в подтверждение своих слов, Кондратьев достал платок и вытерся.
Михаил послушно отошел. Запас злобы иссяк.
Он стоял обмякший и безразличный ко всему, не чувствуя ничего, кроме жалости к себе, кроме нелепого и незаслуженного одиночества. Ведь еще вчера все было нормально, а теперь… вот он, а вот они: Кондратьев устало сидит за столом, Сурен спорит с Васькой, сидящие вокруг Носова молча кивают словам бригадира — нормальные люди, каждый в своем деле ас, всякое, конечно, случалось за два сезона, но находили же общий язык, и вдруг все лопнуло.
Носов, запинаясь о ноги сидящих, пробрался к председателю и, согнувшись, зашептал. Сначала Кондратьев, соглашаясь, кивал ему, потом поднялся.
— У Носова — предложение, прошу выслушать.
— Я предлагаю ноль пять, давайте проголосуем.
И он первый поднял руку.
Поднял Кондратьев. Поднял Савчук. Разом взлетели руки в углу, где сидел Носов. Доктор. Паршин. Сурен… Все, кроме Васьки.
— Сам напросился, — тихо сказал Кондратьев. Михаил махнул рукой и пошел из комнаты. Вслед за ним, расталкивая столпившихся старателей, выбежал Васька.
— Подожди!
Михаил упрямо вышагивал прочь от барака. Под ногами хлюпала грязь. Васька догнал его и схватил за плечо.
— Ты что, с ума сошел?
Михаил попробовал вырваться, Васькина лапища держала крепче капкана.
— Ну что молчишь? Там надо было молчать, а то все дерьмо наружу полезло. Я почему говорил, чтобы тебя наказали, потому что, если бы я первый предложил меру наказания, ее бы и оставили, и все было бы в порядке, отделался бы каким-нибудь пятком трудодней. А ты в бутылку сразу.
Михаил поднял ватную руку и ткнул кулаком в белеющее в темноте лицо. Васька не ожидал и не успел уклониться. Но удар все равно не получился, бабий тычок, а не удар. Зато после короткого взмаха Васькиной руки сам Михаил оказался в луже.
— Хватит, Миша, целый день терпел, но и моя терпелка сломалась.
Вода начала просачиваться через рубашку. Он попытался встать, но не успел выпрямиться, как получил новый удар. Бил уже не Васька, а подбежавший Сурен. Михаил знал, что, если останется лежать, его не будут бить, и все-таки он вставал и чуть ли не с удовольствием лез под кулак Сурена.
— Шакал, мы за него заступаться, а он помои на нас лить.
— Ладно, хватит, — удерживал его Васька, — он свое получил.
— Шакал, убивать таких надо!
Васька пробовал оттащить друга, но тот вырывался и наскакивал на Михаила.