— Не скучаешь? — крикнул Андрей. — Ты сними фуфайку, а то взопреешь.
Тоня заглянула на кухню, но никого не увидела. Сумка по-прежнему стояла у порога. Это немного обеспокоило ее. Тоня надеялась, что, пока она сидит, ей готовят рыбу. Становилось непонятно, чем хозяин так долго занимается в сенях. Она прислушалась — никаких звуков, кроме тихой музыки из магнитофона. Сначала она не обратила внимания, а теперь ее поразила удивительная чистота звучания, да и мелодии не те, что записывают по оказии с радиоприемников, — играл известный европейский ансамбль.
— Есть хочешь?
— Хочу, — не думая ответила Тоня.
Выбритый, в отглаженных серых брюках и красной рубахе, но не в той, что был на реке, а тонкой, переливающейся, Андрей стоял на пороге и весело смотрел на нее. Такая неожиданная перемена не только удивила, но и смутила Тоню, и она спросила первое, что пришло в голову:
— Откуда у тебя такие чистые записи?
— Да корешок по весне освободился, приезжал отдохнуть и привез.
— Наверное, из центра приезжал.
— Чудная ты, у нас до своего лагеря рукой подать.
— А при чем здесь лагерь?
— Я же говорю, весной освободился.
— Господи, а я бестолковая — «из центра». За что же его?
— За дело.
— И ты с ним дружишь?
— А что, выгнать надо было?
Он усмехнулся. И так плохо стало Тоне от его усмешки. «Ну что привязалась к человеку. Не хватало еще посоветовать встретить друга на пристани, дать билет на обратную дорогу и сказать: пока, мол, не искупишь вину, не приезжай». Тоня попробовала взглянуть на себя глазами Андрея, получилось примерно то же, что у нее со свекровкой, великой мастерицей на подобные восклицания. Прожив семнадцать лет в деревне, она к пятидесяти начала вдруг стесняться слова «навоз» и утверждать, будто ни разу не слышала, что это самое употребляют в качестве удобрения.
Такое сравнение вконец расстроило Тоню. Она пробовала оправдаться, пеняя на усталость, на непривычность обстановки, но легче не делалось.
Андрей снял с нее фуфайку и повесил на вешалку. Она покорно вытаскивала руки из узких рукавов. Но вдруг застеснялась, одернула свитер и засновала взглядом в поисках зеркала. На кухне его не было, а ей приспичило увидеть свое отражение. Горело обветренное лицо. Перед глазами металась вылезшая из прически прядь. И вообще она сегодня не умывалась. Андрей заметил ее беспокойство, но понял его по-своему.
Вон фонарик на подоконнике, с крыльца свернешь направо и там в огороде увидишь.
— Да мне руки помыть.
Он засмеялся, и Тоня вместе с ним тоже засмеялась.
— Это в сенях.
Рядом с умывальником лежало автомобильное зеркало. Все оказалось в порядке: и прическа, и лицо не такое красное, как она думала. Вышел Андрей, снял с лавки ведро с водой и здесь же, на лавке, распластал здоровенную рыбину. Тоня смотрела, как самодельный кривой нож легко входит в мясо.