— Будь здоров, капитан.
— Флотский, конечно, не был капитаном, самое большее — мотористом, однако поправлять не стал, осторожно дотронулся пальцем до черной сумки Иннокентича и спросил:
— Ну, как улов? Есть что-нибудь интересненькое?
— Спешка нужна при ловле блох, а здесь дело щекотливое, сначала след взять надо, а уж потом… и то не сразу.
— Флотский понимающе качнул головой, подмигнул Иннокентичу и указал взглядом на ребят.
— Они думают, что ты соболя промышляешь или красную рыбу, на худой конец.
— Приезжие?
— С Волги, из Калининской области, — с готовностью ответил один их пареньков.
— Знакомая география. Было у меня два закройщика из Торжка.
— Гости думают, что ты браконьер, романтики, сам понимаешь.
Иннокентич внимательно и строго осмотрел ребят, задержал взгляд на зауженных брюках, потом оглянулся на флотского, словно спрашивая: надежны ли его новые друзья, можно ли с ними откровенничать. Флотский вместо ответа протянул новую кружку.
— Охотник заботится о питании, а мы о воспитании, — с расстановкой изрек Иннокентич и только после этого старательно приложился к пиву.
— Поняли что-нибудь?
— Да, вроде бы, — прозвучало не слишком уверенно.
— Ничего вы еще не поняли. Иннокентич у нас блюдет.
— Что блюдет?
— Моральную чистоту поддерживает. Прошлой осенью кошка бухгалтера сплавной конторы принесла котят. Кошка была белая. Через забор жил такой же белый котик. Хозяином его был начальник кирпичного завода. Высватывалась вроде бы приличная кошачья пара, кошки одного круга, одного положения в обществе. Только закавыка вышла: жених и невеста беленькие, а котятки родились пегие, серо-буро-малиновые с проседью. Так я говорю, Иннокентич?
— Так точно, закавыка. Увидел котенка и почуял, что пахнет распутством. И, стало быть, дело нуждается в следствии. Но с этим фактом голову ломать не пришлось. Здесь и признаний вышибать не надо, масть сама себя выдала. И поганцы эти еще непуганые были. Недели не прошло, а виновный был пойман. Пегий котяра из детского сада, натуральная безродная тварь, иждивенец.
— Видите, какая чистая работа? — подхватил флотский, довольный пафосом Иннокентича. — И как вы думаете, какой был приговор? Ну, смелее.
— Пареньки во все глаза смотрели на блюстителя и молчали.
— Ни за что не догадаетесь… Шестьдесят восьмая широта. Иннокентич законы знает туго, а если законов не хватает, он их сам придумывает, сам ведет расследование, сам выносит приговор и сам приводит в исполнение. Правильно я говорю, Иннокентич?
— Никак нет. Сдаю под расписку.
— Ах да, чуть не забыл. Поймал он, значит, детсадовского котяру, принес к нам на судно: так, мол, и так, в результате чего такой-то приговаривается к высылке на шестьдесят восьмую широту. И расписочку с нас.