– Входите, – говорю я.
Он жмет нам с Николо руки и обходит квартиру.
– Остались только коробки, все остальное мы взяли, – уточняет он.
– Да.
Он достает бумажник и начинает выписывать чек. Подписывает его и протягивает мне.
– Мы ведь договорились на эту сумму, не так ли?
– Да, отлично.
Я убираю чек в карман, даже не взглянув на него. Антикварщик вьется вокруг коробок, дважды пересчитывает их, прежде чем выйти на лестницу. Появившиеся в очередной раз грузчики начинают выносить коробки.
Николо встает.
– Спустишься вечером в ресторан? Пообедаем все вместе, – предлагает он.
– С удовольствием.
– Я припас нам особое вино по такому случаю.
Пока выносят коробки, я забираюсь в чуланчик. Я сложил сюда вещи, которые все равно никто не купит, я единственный, для кого они что-то значат. Старые документы, мои школьные сочинения и дневники с оценками, фотографии, игрушки, в которые я играл в детстве, коробочка с моими молочными зубами, львиный клык, который бабушка купила где-то на севере Африки в семидесятые годы и который красуется на шнурке у меня на шее на всех фотографиях в младших классах, кухонная утварь, которой я не пользовался с тех времен, как мы с Майей стали жить вместе, куча книг, не пригодившихся букинистам. Я складываю все это в мусорные мешки. В чуланчике не повернуться, я вынужден стоять, согнувшись в три погибели. Мешки наполняются, а чуланчик пустеет.
Коробки исчезли из гостиной. Грузчики закончили работу и ушли, закрыв за собой дверь. Квартира полностью опустела, не осталось ничего из вещей, которые принадлежали моим прабабушкам и прадедушкам, бабушкам и дедушкам, родителям и, наконец, мне.
Я стаскиваю мешки вниз по лестнице. Они тяжеленные, и мне приходится перевести дух на лестничной площадке. Сатурн. Он хорошо тут смотрится, нет резона его выбрасывать. И все-таки меня не покидает ощущение, что оставить его будет неправильно. Это больше не мой дом. Я снимаю репродукцию со стены. На обратной стороне она запылилась и покрылась клочками паутины. На стене, в том месте, где висела репродукция, потрескалась и отслоилась краска, как будто от влаги. Не помню, чтобы это пятно было раньше. Когда мы сюда въехали. Хотя, может, я потому и повесил на это место репродукцию. Чтобы закрыть пятно от сколовшейся краски. Сейчас это уже не имеет значения. Повар въедет в квартиру и сам решит, вешать ему сюда что-то или нет.
Я зажимаю репродукцию под мышкой, опять берусь за мешки и тащу их за дом, туда, где отгорожена площадка для мусорных контейнеров. Откидываю крышку контейнера и сначала бросаю туда Сатурна, а сверху на него мешки. Они гулко стучат о дно контейнера. А я иду за оставшимися мешками.