— Сестра Клара! — восхищенно воскликнула Марианна и сейчас же заметила и сестру Доминик, и отца Баллака. В своих развевающихся рясах они бросились к Марианне и окружили ее плотным кольцом. Они прибыли в Кердрюк, чтобы поблагодарить ее за спасение сестры Доминик, и специально выбрали для своей поездки этот праздничный вечер.
— Я так рада! — тихо сказала сестра Клара, обнимая Марианну. — Так рада, что у вашего странствия оказался счастливый конец.
Ален не знал, что делать. Другой берег реки пульсировал необычайной, таинственной энергией; он напоминал уже не просто заурядную бретонскую гавань, в которой отмечают обычный праздник, а Священную рощу.
Теперь за противоположным берегом Авена в бинокль наблюдала Лорин; Ален сходил за своей курткой и накинул ей на плечи.
— Вот мадам Женевьев, она принесла краны, чтобы открыть винные бочки… А вот Падриг ей помогает… А вот… — она помедлила и откашлялась, — мсье Поль, как он нарядился на праздник!.. А вот Клодин, батюшки, какой у нее живот, она на днях родит! Ах! Они показывают на Марианну! — восторженно воскликнула Лорин. — Она сегодня такая красивая!..
— А Жанреми ты видишь? — спросил Ален.
— Я не хочу его видеть, — отрезала Лорин и передала Алену бинокль.
Ален поднес его к глазам и увидел, как по ступенькам гостиницы поднимается Женевьев, а следом за ней — человек в сером костюме.
Когда тот вписал свою фамилию в бланк для прибывающих постояльцев и протянул его мадам Женевьев, та вздрогнула. Перечитала его фамилию еще раз.
Он так расфуфырился, что она его не узнала, да и жесткие вертикальные складки, сбегавшие от уголков рта к подбородку, ничем не напоминали того несчастного мужа, что несколько недель тому назад выступал по французскому телевидению, разыскивая свою исчезнувшую жену, — Лотара Мессмана.
— Где моя жена? — осведомился он на французском или, по крайней мере, на том, что считал таковым языком. Тогда Женевьев Эколлье впервые в жизни прибегла к обычной тактике французов: демонстративно не понимать никого, кто говорит не по-французски.
— Пардон? — надменно произнесла она.
«Маленький серенький зайчик, больше всего мне хочется бросить тебя в реку. Но ты вписал в бланк свою собственную фамилию, а не девичью фамилию Марианны, вот я, дура, поначалу ничего и не заметила».
— Моя жена. Марианна Мессман, — уже громче сказал он.
Женевьев пожала плечами и обогнула стойку регистрации, чтобы проводить Лотара в номер; при этом она повела его длинным путем, в обход, чтобы не пришлось идти через бальный зал.
«Эти французы, — думал Лотар, — заносчивые дряни». На всем пути сюда, в этот богом забытый уголок Бретани, эти мерзавцы отказывались его понимать. В ресторанах ему приходилось есть блюда, которые он не заказывал; когда он ехал на автобусе из Ренна в Кемпер, двое беззубых стариков плюнули на его бундесверовский значок, и он это стерпел; когда он искал остановку такси в Кемпере, его то и дело посылали не в том направлении, он поневоле выходил у одного и того же книжного магазинчика, торговавшего по преимуществу детективами, и продавщица стала с подозрением за ним наблюдать. Он вспомнил полученное десять дней тому назад письмо учительницы Аделы Бреливе. На весьма напыщенном школьном немецком, четким почерком — она сообщала, что считает своим «гражданским долгом» откликнуться на прозвучавший по телевидению призыв и сказать, что она подобрала означенную Марианну Мессман на шоссе возле Кердрюка и довезла до Конкарно, когда та путешествовала автостопом. Она обратила внимание, что эта дама назвалась чужим именем, но Адела, несомненно, ее узнала, а мсье Мессман пусть наведается в Кердрюк, в ресторан «Ар Мор», где, по слухам, наняли кухарку-иностранку.