— Ну… да.
— И много?
— Какое это имеет отношение к Кретову?
— Отвечайте на вопрос, Рыбаков.
— Прилично.
— Вы были очень злы на дирижера?
— Очень, но это же не означает, что я собирался его убить!
Валера впервые за эти два часа почувствовал волнение. Хмель постепенно проходил, и он начинал понимать, что никто из присутствующих, кажется, не сомневается в том, что именно он сварил проклятого Кретова в ванне. Как же так? Он, Рыбаков, конечно, выпил с трех часов изрядно, но не настолько же, чтоб себя не помнить.
— Вы были очень злы… — задумчиво повторил Лавров, не обращая никакого внимания на конец рыбаковской фразы. — Тогда у меня вопрос к присутствующим. Не слышал ли кто-нибудь из вас, чтобы Рыбаков… ну, скажем так, угрожал Кретову, обещал свести с ним счеты или нечто подобное?
Алька почувствовала, как ладони становятся мокрыми. Гурко продолжал угрюмо молчать, глядя в пол, Прохоров оживился и заерзал, но вслух ничего не произнес.
— Значит, не слышали?
— Было.
Аля вздрогнула и перевела глаза на сказавшего это Чегодаева. Тот сделал шаг от дверей, у которых так и стоял все это время.
— Вы инспектор оркестра? — вдруг поинтересовался до того безмолвствующий напарник Лаврова.
— Да, я инспектор, — подтвердил Васька, почему-то обращаясь не к нему, а к Лаврову.
— Так что было? Мы вас слушаем, говорите, — разрешил тот.
— На последней репетиции, после того как Кретов обещал уволить Рыбакова, тот сказал ему: «Вам это даром не пройдет!»
— Так и сказал?
— Да.
— Ты чего, Вась? — Валерка попробовал улыбнуться, но это удалось ему с трудом. — Ты ж знаешь прекрасно, я просто трепался. Ты что… вы… правда думаете, что я… его… — Он споткнулся о молчание, остановился, потом с силой треснул кулаком по администраторскому столу и крикнул: — Да вы с ума сошли!
— Тихо, Рыбаков, тихо. Вас еще никто ни в чем не обвиняет. Идет опрос свидетелей, не стоит так волноваться. Вы не согласны с тем, что сказал инспектор?
— Нет!
— Вы не говорили Кретову эти слова?
— Говорил, — устало подтвердил Валера.
— Так что вас не устраивает?
— Все меня не устраивает. Все. Я имел в виду другое.
— Поясните, что именно?
— Ну… Что Бог его покарает.
— Бог? — насмешливо переспросил Лавров. — Вы сильно верите в Бога?
— Идите к черту.
Валерка отчетливо понял, что напрягаться бесполезно. Его, конечно, заберут. Прямо отсюда. Зачем ментам трепыхаться, когда дело вот оно, почти уже сшито? И кипятильник он, дурень пьяный, вытащил из розетки своими руками — пожалел Крета, чтоб не сварился окончательно. Стало быть, на вилке его пальцы. Эх, гад Васька! Ну Прохоров, тот понятно, трус, в оркестре новый человек, Валерку совсем не знает. Но Васька! Тихий, подлец, воды не замутит, а свое давит, выжимает. Валерка ему давно глаза колет так называемым нарушением дисциплины, небось рад был до чертиков сегодняшней их стычке с Кретовым. Так ведь не успокоился, дальше пошел! Гад, точно гад! Все они… все молчат, никто не заступился, даже Серега — друг называется!