Да, знаю — надо было оставить все как есть, не трогать, не вмешиваться. Но меня много лет подряд учили служить и защищать. Это было вбито в меня на уровне рефлексов. А вдруг этот человек еще жив? Вдруг его можно спасти?
Я приблизилась к телу и расчистила снег. На меня смотрело уже знакомое лицо. Глаза закрыты, открытый рот набит снегом. Теперь я знаю, куда подевался труп «афганца»
Саши.
На площадке кто-то пронзительно завизжал. Сестры Вострецовы жадно таращились на тело. Супруга миллионера Кабанова ахнула и повалилась в обморок.
— Позовите хозяина! — крикнула я. — Немедленно!
Послышался мягкий шорох снега, и возле меня затормозила норвежка. Видимо, сноубордистке тоже хотелось посмотреть на труп.
Телохранители Кабанова были парализованы упавшей им на руки дамой. Учитель музыки поспешно уводил Ванечку с площадки. Единственный, кто сохранил самообладание, был миллионер. Дмитрий Юрьевич быстрым шагом ушел в дом и вскоре привел хозяина. При виде трупа Гримальди позеленел. Да уж, не позавидуешь толстяку! Теперь убийство, что случилось в «Шварцберге» в ночь на тридцать первое декабря, не скрыть. Вот он, труп, — при свете дня, при свидетелях. Наконец-то за дело возьмется полиция.
— Полиция! — завопила Тамара Вострецова.
Полицейский комиссар прибыл в «Шварцберг» спустя три часа после звонка Альдо Гримальди в полицию. Был он упитан, невысок, с большим уютным животом, и казался братом хозяина — по крайней мере, двоюродным. Может, все дело в том, что оба — уроженцы здешних мест?
Комиссар выбрался из кабины подъемника, передернулся на холодном ветру и поспешил укрыться в тепле. На труп, так и лежащий посреди лыжной трассы, толстяк бросил всего один беглый взгляд. Поскольку время перевалило за полдень, погода начала портиться, следуя местной традиции. Побоявшись, что тело занесет снегом, мы с норвежкой обозначили лыжными палками место, где из-под наста торчала рука.
Но комиссара покойник ничуть на заинтересовал — гораздо больше господина Розенблюма влекла возможность допросить постояльцев. Он попросил гостей собраться в столовой. Но семейство Кабановых в полном составе (и, конечно же, вместе с охраной) проигнорировало его требование. Синьора Фаринелли с дочкой тоже отсутствовали.
— Давид Розенблюм, комиссар полиции, — так представился вновь прибывший, поправляя под мышкой толстый, туго набитый портфель. Сняв длинную, до колен старомодную куртку и размотав шерстяной яркий шарф, полицейский комиссар остался в твидовом костюме. Был даже жилет, а из кармашка свисала довольно толстая серебряная цепочка. Такое чувство, что этот господин явился в «Шварцберг» не из городка под горой, а прямиком из 1910 года. А уж когда Давид достал трубку, деревянную изогнутую трубку, и положил ее на стол перед собой, мне показалось, что сейчас заиграет музыка, по экрану побегут титры, и я окажусь в одном из своих любимых фильмов в жанре классического детектива.